— Мсье недоволен завтраком? — спросил официант.
В трубке раздался девичий голосок миссис Флэннаган.
— Так продолжаться не может, — сказала она. — Я все продумала — так нельзя. Не потому что я не хочу, нет, вы мне очень нравитесь как мужчина, но совесть велит мне прекратить наши отношения.
— Я к вам зайду вечерком, и мы все это обсудим, ладно?
— Я, право, не знаю…
— Я к вам заеду прямо со станции.
— Ну хорошо, но за это вам придется сделать мне небольшое одолжение.
— Какое одолжение?
— Когда приедете, тогда и скажу. Только поставьте, пожалуйста, машину позади дома, а сами войдите черным ходом. Я не хочу давать нашим кумушкам пищу для сплетен. Вы забыли, что у меня это первый раз в жизни!
Ну что ж, подумал Чарли, она права. Ведь ей необходимо поддерживать в себе чувство собственного достоинства. В ее самолюбии было столько детского простодушия! Она напоминала ему девочку из фабричного городка, который иной раз проезжаешь на машине: сидит себе такая девочка где-нибудь на окраине возле реки, на сломанной скамейке, облачившись в скатерть вместо мантии, и размахивает жезлом в своем королевстве сорняков, золы и двух-трех куцых цыплят. Как умилительна эта смешная и чистая гордость королевы окраин!
* * *
Она впустила его с черного хода; в гостиной, впрочем, все было по-прежнему. Камин пылал, она налила ему виски с содовой, и, как всегда в ее присутствии, у него было такое ощущение, словно он только что сбросил с плеч тяжелую ношу. Но на этот раз она почему-то жеманилась — то обнимет его, то выскользнет из его объятий, пощекочет его и потом отойдет в сторонку и начинает прихорашиваться у зеркала.
— Сперва просьба, — сказала она.
— Чем могу служить?
— Угадай!
— Денег тебе я дать не могу. Я, как ты знаешь, не богат.
— Я бы и не подумала просить тебя о деньгах, — возмутилась она.
— Так что же тебе нужно?
— Так, пустячок, одна вещичка, которая всегда при тебе.
— Если ты имеешь в виду часы, то ведь они ничего не стоят, а запонки у меня медные.
— И не часы и не запонки!
— Так что же?
— Нет, ты мне сперва дай слово, что подаришь, тогда скажу.
Чарли тихонько высвободился из ее объятий, потому что знал себя, знал свою податливость.
— Я не могу ничего обещать, пока не узнаю, чего ты хочешь.
— Одну маленькую-маленькую вещичку.
— Какую такую вещичку?
— Малюсенькую. Крохотуленькую.
— Говори же, чего ты хочешь?
Он схватил ее в свои объятия — только в такие минуты он и чувствовал себя человеком. Серьезный, мужественный, мудрый, невозмутимый Чарли Пастерн.
