— Нет уж, так дело не пойдет. Надо тебя как следует вымыть. Для профилактики, — решительно сказала гостеприимная хозяйка.
Она взяла пушистого неряху на руки и отправилась ванную. Купание с шампунем было безропотно воспринято как благо, и уже через несколько минут, завернув котенка в старое махровое полотенце, Любка несла его на кухню. Она села за стол возле горячей батареи, положила мурлыкающий кулек на колени, и, не вставая, налила себе кофе. Новый квартирант вел себя смирно.
За окном сгустились ранние зимние сумерки, и Любка включила над столом желтое бра с треснутым плафоном в форме лилии. Наследство, доставшееся от бабушки, было небольшим и весьма далеким от всяких представлений о роскоши. На кухонном окне с обшарпанными деревянными рамами тоскливо висел старый, местами прохудившийся тюль. На полу — линолеум дикой расцветки в квадратах. В углу ютилась облупившаяся мойка советского образца, а над ней — аккуратно покрашенный шкафчик с посудой. Солидный возраст печки «Лысьва» выдавал себя несмываемым слоем нагара на всех трех конфорках. Но настоящим раритетом в этой кухне был небольшой холодильник «Бирюса», приобретенный в год Московской олимпиады. А еще была одна табуретка с мягким вытертым пуфиком. Вот и все убранство. Впрочем, на этих пяти с половиной метрах больше ничего и не поместилось бы. Бабушкину квартиру внучка почитала за рай. Здесь она была сама себе хозяйкой, жила вдали от пьяных разборок старших братьев и бранных криков невесток, деливших родительскую жилплощадь едва ли не каждый день.
Пытаясь выбраться из-под полотенца, котенок деловито засуетился. Любка выпустила его на пол и стала наблюдать за ним с улыбкой искреннего умиления. Вид у новоиспеченного питомца был презабавный: шерстка еще не просохла и сосульками торчала в разные стороны на маленьком, худеньком тельце.
— Вот интересно, кто ты у нас будешь по половой принадлежности? — Люба вопросительно посмотрела и, наклонившись, заглянула котенку под хвост. — Э-э-э, брат, да ты нам вовсе и не брат, оказывается, а самая настоящая сестра. Назову-ка я тебя Степанидой.
Оставив Степаниду завершать вечерний марафет, она направилась в комнату. Это помещение, как и кухня, не блистало убранством. Тут был старый диван с ободранными деревянными подлокотниками. Четверть комнаты занимали большой, почти антикварный шкаф пятидесятых годов да скромный сервантик тех же лет, уставленный старым фарфором и хрусталем. Единственное, что здесь смутно намекало на наступивший XXI век, — маленький телевизор «Голд Стар», приобретенный еще до той поры, как фирма-производитель переименовалась в «Эл Джи». Остальное пространство занимали мольберт и уже готовые картины, которые Любка ходила продавать на рынок. В комнате сильно пахло гуашью. Кое-какие свои работы молодая художница отнесла в художественный салон, но их пока никто не купил. Да и оценили картины очень дешево.
