— Слышишь, Марта? — внезапно встрепенулся Йохан. — Скрипка!
И действительно, оттуда, где веселились изрядно захмелевшие гости, долетела простенькая и в то же время удивительно радостная мелодия крестьянской песенки «Лиго», под которую в Янову ночь латышская молодежь водит хороводы вокруг костра. В воздухе отчетливо запахло дымком от смолистого хвороста.
— Пойдем, Йохан! — вскочила Марта, в свою очередь увлекая за собой своего драгунского трубача. — Я хочу танцевать! Хочу кружиться с тобой вокруг костра до рассвета, и петь, и улететь в небо вместе с искрами! И забыть! Забыть, что твой король Карл, который все видит и пускает молнии, позовет тебя, и ты уйдешь. А мне останется только ждать, когда ты вернешься, и плакать. Ты же знаешь, я терпеть не могу плакать! Так что уж возвращайся поскорее, пожалуйста! И возвращайся обязательно!
Но Йохан вдруг весело схватил ее в объятия и принялся со смехом целовать куда попало:
— Ах вы, Евины дочери! Хотите, чтоб солдат сидел подле вас на привязи, как собачонка? Вот уж чему не бывать, так не бывать! И потом… Ну что со мной может случиться? Поляков и саксонцев мы с нашим неустрашимым львом Карлом побьем, как нечего делать!
— А московиты? Они, говорят, уже совсем близко…
— Московиты уже побиты под Нарвой, лежат в своих болотах и не встанут! Бродит здесь по Лифляндии с дикими казаками и разным сбродом какой-то их начальник Шере… Шеме… Да ну его! Непроизносимое имя. Не бойся, Марта, наш добрый верный Шлиппенбах скоро загонит этого жалкого вояку обратно в варварский Новгород, и я опять вернусь к тебе! До следующей войны, ха-ха-ха!!!
Марта хотела возразить, что Новгород, если верить рассказам пастора Глюка, богатый и красивый город, что генерал Шлиппенбах недавно уже потерпел одно поражение от этого русского воеводы с таким сложным именем на «Ша», и что ей вовсе не хочется, чтобы муж возвращался к ней только в перерывах между войнами. А еще очень хотела сесть на траву и заплакать, горько и безутешно, словно обиженная маленькая девочка. Но она не сделала ни того ни другого, а через силу изобразила на своем померкшем лице приветливую и ласковую улыбку. «Никто не говорил, девочка, что быть женой солдата легко или радостно, — вдруг отчетливо сказал в ее душе незабытый голос матери. — Но жена солдата должна быть тверда и улыбаться, когда хочется плакать. Пускай он запомнит улыбку. В самый страшный час она охранит его». Что ж, улыбайся, Марта. Ты должна научиться улыбаться в лицо беде, приказала она себе. Ее счастье, похоже, имело отчетливый и терпкий привкус горечи, словно густая черная мальвазия, которую она сегодня попробовала впервые. Но благородное вино все же лучше, чем скисшее молоко!
