— Благородно, без всякого сомнения, благородно… — согласился Меншиков, хотя меньше всего ему хотелось, чтобы за этой хорошенькой экономкой явился какой-то шведский муж.
Марта Крузе заинтересовала самого Меншикова — красива, умна, умеет себя держать в обществе, нраву горячего и, по всему видно, — пылкого. Роду, конечно, простого и звания скромного… Но он, хоть и первейший государев советник, чинами не чинится, родами не чванится. Чем ему не метресса будет из этой ливонской Марты? Ежели одеть ее в платье дорогое да драгоценностей на белую нежную шейку навешать, будет краше, чем бывшая царева любовница Анна Монс! А что грустит о муже своем, в этом большой препоны нет — погрустит и забудет! Швед ее, вернее всего, давно в земле сырой гниет, а если и жив — он самому Меншикову не помеха! Ни одна красавица еще Александра Данилыча не отвергала, не бывало ему в амурных баталиях конфузии! Да и к тому же Марта эта так авантажно его встретила, зацвела вся, разулыбалась!
Марта же улыбалась знаменитому красавцу совсем по другой причине. Она почувствовала в этом веселом, обходительном человеке почти что земляка, отцовскую кровь, и этому очень обрадовалась. Вот так, как Меншиков, закручивал и разглаживал усы ее отец и почти так же дерзко улыбался! Марта сделала Меншикову реверанс и хотела отойти в сторону, но тот решительно и властно удержал ее за руку.
— Не извольте торопиться, фрау Крузе! Сядем за стол, когда хозяева пригласят, приятно побеседуем… О Литве, о Польше, об отце вашем и славных обычаях Литвы и короны польской, откуда и мой отец был родом!
Голос Меншикова звучал так сладко и вкрадчиво, и вместе с тем говорил он так приветливо и просто, что Марта, совсем не падкая на лесть и комплименты, поневоле заслушалась. В эту минуту ей подумалось, что Меншиков похож на огромного кота, ласкового и сытого, с длинными, пушистыми усами. Рука у него была мягкая, как кошачья лапка, но не следовало забывать, что когти непременно выскочат! На то он и кот, хищник и охотник по рождению! Впрочем, к господскому столу пришлось садиться: Борис Петрович так велел. Сначала Марта намеревалась скромно сесть с краю, как и положено экономке, но Меншиков не позволил. Он шутливо, но твердо настоял, чтобы ее усадили подле него, и все время что-то на ухо ей мурлыкал. Завидная жадность, с которой Александр Данилыч поглощал еду и напитки, совершенно не мешала ему непринужденно беседовать с Мартой. Говорил он о разном — о Литве, Польше, России, Швеции, о войне Московии с Карлом XII, о государе Петре Алексеевиче, но Марта слышала одно — вкрадчивое, завлекающее: «Мур-р! Мур-р-р! Мр-р-рау!». Александр Данилыч нежно терся плечом об ее плечо, точь-в-точь, как это делают ластящиеся коты, и наклонял к ее ушку голову в пышном каштановом парике, и завлекающе улыбался, и руку Марте нежно за локоть сжимал… А уж комплименты говорил так сладко, что у самого слюнки едва не текли! У Марты от этого напора невольно закружилась голова: убаюкал ее хищный кот сладкими речами, вот-вот схватит беззащитную мышку и сожрет! Беззащитную?! Ну уж нет! Марта вырвала свою руку из цепкой кошачьей лапки и хотела отсесть, но хитрец-Менжик каким-то невероятным образом сцепил ножки их стульев так, что от своего порывистого движения Марта едва не грохнулась на пол. Александр Данилыч, конечно же, незамедлительно пришел даме на помощь и удержал, крепко обвив ее стан своей длинной сильной рукой.
