Марта даже заинтересовалась этим Менжиком. Ах как хотелось ей увидеть в этой чужой и холодной Москве еще одного земляка, особенно по отцу! Пусть он даже русский офицер и, значит, сражался с такими, как ее Йохан.
— Хотелось бы мне посмотреть на этого Менжика! — задумчиво произнесла она.
— Вот и посмотришь, милая! — заверила подругу Аннушка. — Только, знаешь что, не верь его речам льстивым. Девичьи сердца он как орешки щелкать умеет, а хранить верность — нет! Батюшка говорит, что честной девушке из старинного рода он не пара! И опасаться его надобно…
— Но я не из старинного рода, да и сердце мое отдано другому! — отрезала Марта. — Так что победительный Менжик мне не страшен! Если он из Литвы, я поговорю с ним, батюшку вспомню — и только!
— Грустно тебе тут, милая? Тяжело? — посочувствовала Аннушка. — Или совсем невмоготу? Тогда что же ты не плачешь? Поплачь — легче будет!
Но Марта высоко вскинула голову, и глаза ее заблестели упрямой дерзостью, а не слезами.
— Я не привыкла плакать, — ответила она. — Отец учил меня вести себя твердо, и мой достойный воспитатель — тоже. Что бы ни случилось… Лучше я буду смеяться! Назло всей вашей холодной Московии! Вашему неотразимому Менжику! И вашему кровожадному государю!
— Марта, милая, — всерьез испугалась Аннушка. — Ты так не сказывай про государя! Петр Алексеевич всем нам — отец родной и надежа!
— Это он приказал жечь наши деревни и разрушить города! А твой отец подчинялся его приказу, — сердито и зло воскликнула Марта. — Но Борис Петрович хоть со своими солдатами добрый человек, а царь, царь казнит страшными казнями и своих!! Я не боюсь вашего царя!
Анна от испуга побледнела и закрыла лицо руками. На мгновение Марте показалось, что боярышня сейчас разрыдается.
— Нельзя так говорить про государя! — в голосе Анны звучал неприкрытый, почти мистический страх. — Он все слышит и ничего не прощает! Ты про Петра Алексеевича ничего не знаешь, а мне батюшка рассказывал, как великий государь стрельцам головы рубил да на зубцах кремлевских вешал, как стрелецкие женки всю зиму под кремлевскими стенами выли! Станешь болтать — доносчики разом найдутся, имени-отчества у тебя не спросят — и в пыточную! Замолчи, Марта, Христа ради замолчи! Я не хочу на дыбу!..
Аннушка все-таки расплакалась, словно испуганный ребенок. Но Марте почему-то сейчас совсем не было жалко подругу.
— Пытать?! Женщин?! Только в вашей варварской стране это возможно! — голос Марты полыхнул гневом.
