— С Новым годом, Димуля, с новым счастьем! — улыбается Снегурочка.
Мальчик, широко раскрыв глаза, принимает подарок, осторожно отдергивает край пеленки, и из-под него тотчас же выглядывает черный любопытный нос. Дима от неожиданности вздрагивает, едва не выпускает корзинку из рук. Но вот пеленка уже откинута, и в лицо мальчику тычется мордочка щенка немецкой овчарки.
— Ой, мамочка, папуля, спасибо! — вопит Дима, позабыв от счастья, как следует обращаться к Деду Морозу и Снегурочке. — Я Дима, — шепчет он щенку, — а ты… Ты у нас будешь… Тим?
— Тим Димыч, — шутит отец.
И щенок, понимая, что ему здесь рады, заливается счастливым звонким лаем.
Дима, забыв обо всем на свете, возится со щенком. Отец, морщась, отклеивает бороду, обтирает подбородок, отплевывается от ваты. Он оказывается совсем молодым еще мужчиной с широким открытым лицом, с большими темными смеющимися глазами. Мать, расстегивая голубую шубку, подходит к окну, проверяет, плотно ли прикрыта форточка, и смотрит вниз, во двор, замечает что-то, и вся ее фигура мгновенно напрягается, горбятся плечи, голова словно вжимается, пальцы нервно теребят край голубой шубки.
Мать поворачивается к отцу, делает тому едва заметный знак подойти и говорит вполголоса:
— Опять приехали, посмотри. За кем на этот раз? Соседи говорили, вчера Пятакова арестовали, с четвертого этажа…
Отец выглядывает во двор через ее плечо, видит, как тормозит внизу черная «эмка». Из машины выходят трое и направляются к подъезду. Отец, раздраженно передернув плечами, отходит от окна, наставительно говорит матери:
— Образованная женщина, а слушаешь какие-то бабьи сплетни… Зря никого не забирают. И потом, время сейчас такое, опасное. Бдительность нужна. Разбираются товарищи.
Отец подходит к Диме, смотрит, как мальчик пытается дрессировать щенка, кладет сыну на плечо широкую ладонь. Тим ликующе тявкает, одновременно в передней звенит звонок.
Он врывается в дом как яростный и страшный сигнал тревоги. Он проносится по сонным комнатам, разрушая атмосферу уюта и тепла, словно вместе со звуком просачивается в дом страх, утробный ужас, различимый в отчаянном шепоте матери:
— Не будем открывать! Пожалуйста! Я боюсь! Можно через черный ход…
А Дима слишком увлечен новым другом, он не слышит звонка, не ощущает повисшего в воздухе запаха страха и беды, не понимает, почему отец, высвободившись из рук матери, говорит оскорбленно:
— Ты каким-то трусом меня выставить хочешь? Я ни в чем не виноват, и бояться мне нечего!
