Тим | страница 38



Тим отреагировал спокойно.

— Я знаю. Однажды в детстве я страшно обгорел на солнце, и меня отвезли в госпиталь. Было так больно, что я плакал весь день и всю ночь и еще один день и одну ночь. Я не хочу, чтобы ты плакала весь день и всю ночь, Мэри.

— Вот что я сделаю, Тим: я сяду под зонтиком в тени и буду смотреть на тебя. Обещаю, я не стану читать, а буду просто смотреть на тебя. Хорошо?

— Хорошо, хорошо, хорошо! — пропел он, изображая подводную лодку, но великодушно воздерживаясь от торпедирования.

Убедившись, что зонтик полностью заслоняет ее от солнца, Мэри блаженно вытянулась в шезлонге и вытерла полотенцем лицо. Из тугого узла на затылке сочилась вода и стекала струйкой по спине, раздражающе щекоча кожу, поэтому она вынула шпильки и перекинула распущенные волосы через спинку шезлонга, чтобы просохли. Она была вынуждена признать, что чувствует себя превосходно, словно соленая вода обладала некими целебными свойствами. Кожу слегка покалывает, мышцы расслаблены, в руках и ногах ощущается приятная тяжесть…

…Она наносит один из своих редких визитов в салон красоты, и парикмахер ритмично расчесывает ей волосы — раз-два-три, раз-два-три, — приятно оттягивая кожу черепа в процессе движения щетки от корней до кончиков волос. Улыбаясь от удовольствия, Мэри открыла глаза и обнаружила, что находится вовсе не в салоне красоты, а лежит в шезлонге на берегу и что солнце уже опустилось низко за деревья и весь пляж накрыли темные тени.

Тим стоял позади, склонившись над ней, и играл с ее волосами. Охваченная паникой, Мэри вскочила на ноги и шарахнулась от него в безотчетном ужасе, подхватывая распущенные волосы и лихорадочно ища шпильки в кармане укороченного халата. Оказавшись на безопасном расстоянии и окончательно проснувшись, она повернулась к нему с расширенными от страха глазами и бешено колотящимся сердцем.

Тим стоял на прежнем месте, уставившись на нее своими невероятными синими глазами, с беспомощным, страдальческим выражением лица, которое появлялось всякий раз, когда он понимал, что поступил плохо, но не понимал, в чем именно заключается проступок. Он хотел загладить свою вину, отчаянно хотел уразуметь, какую оплошность невольно совершил. Наверное, в такие моменты, подумала Мэри, он особенно остро чувствует свою отторженность, точно собака, не понимающая, почему хозяин ее пнул. Совершенно потерянный, он стоял с испуганно приоткрытым ртом, нервно ломая пальцы.

Охваченная раскаянием и жалостью, она протянула к нему руки.