— Ну и при чем здесь вы, Мэри?
— Рон, отец Тима, попросил меня забрать Тима к себе после его смерти, и я согласилась.
— Вы понимаете, какую ответственность взяли на себя?
— О да. Но возникли непредвиденные обстоятельства. — Она опустила взгляд на свои руки. — Как я могу забрать его, Джон?
— Вы имеете в виду, что скажут люди?
— Отчасти, хотя я ответила бы за все последствия, когда бы речь шла только об этом. Я не могу усыновить Тима, поскольку он уже давно совершеннолетний, но Рон облек меня полномочиями вести все финансовые дела Тима, и в любом случае у меня самой средств с избытком. Деньги Тима мне не нужны.
— Так в чем же тогда дело?
— Тим всегда был очень привязан ко мне, не знаю почему. Странно, конечно… С первой нашей встречи он проникся ко мне приязнью, словно увидел во мне что-то такое, чего я сама в себе не знала. Мы знакомы без малого два года… Поначалу все было просто. Мы были друзьями, добрыми друзьями. Потом, когда умерла его мать, я приехала к нему домой, и его сестра Дони — она очень умная и горячо любит Тима — бросила мне в лицо ужасные и совершенно несправедливые обвинения. Ну, вроде как я состою с ним в любовной связи и развращаю беднягу, пользуясь его умственной неполноценностью.
— Понимаю. Для вас это стало шоком, да?
— Да. Я была в ужасе, поскольку все это неправда. Тим присутствовал там и слышал все слова сестры, но, к счастью, ничего не понял. Однако она испортила все для меня, а тем самым и для него тоже. Мне вдруг стало стыдно. Отец Тима тоже был там, но он принял мою сторону. Странно, правда? Он не поверил ни единому слову Дони — а потому, казалось бы, наша с Тимом дружба должна была оставаться прежней. Но перемена произошла — не знаю, подсознательная или сознательная. Я утратила прежнюю непринужденность в общении с Тимом, и, вдобавок ко всему, я прониклась таким состраданием к Рону, что стала привозить его с Тимом в свой коттедж на выходные. Это продолжалось почти полгода, и за это время Тим изменился. Он стал молчаливым, замкнулся в себе и не желал общаться с нами. Мы с Роном страшно переживали. Потом однажды утром между мной и Тимом произошла ужасная сцена. Правда выплыла наружу. Тим ревновал меня к своему отцу, он решил, что Рон занял его место в моем сердце. Вот почему мне пришлось сказать, что его отец умирает.
— Ну и? — подбодрил Джон Мартинсон, когда она замялась. Он подался вперед и пристально смотрел на нее.
Как ни странно, его живой интерес придал Мэри смелости, и она продолжила.
