– Я вас разочарую – индиго говно ложкой не жрут! – припечатала четвёртая нянька перед тем, как хлопнуть дверью.
Пятая лишилась места после того, как выкинула все обмылки. Не успела сообразить, что в доме Валерия Ивановича ничего и никогда не выбрасывается! Из собираемых обмылков Линьков собирался варить мыло. Когда-нибудь. Поэтому этих самых в пыль засушенных обмылков были у него полные коробки из-под старых телевизоров. Давно вышедших из строя старых телевизоров. Которые тоже не выбрасывались, а стояли тут же, на балконе. Очень мешая нянькам развешивать штанишки его ненаглядного отпрыска на той самой бельевой верёвке.
Шестая нянька отказалась быть Вике горничной и выполнять её мелкие поручения типа сгонять за докторской колбасой и коньяком в ближайший гастроном.
Седьмая ещё при знакомстве с семейством уточнила, мол, а зачем вам, уважаемые, нянька, если мамаша, как вы говорите, по целым дням дома? На дому работает? Не работает? А что делает? Всюду нос суёт? Не суёт? На кровати лежит? А чего лежит? Сильно устаёт? О нет. С малышами сильно уставших мам дел не буду иметь ни за какие деньги, увольте! До свидания!
И так далее.
В общем, пришлось Валерию Ивановичу крутиться со своим ненаглядным малышом самому. Из-за этого он сильно просел в деньгах. Договорятся, например, с Валерием Ивановичем насчет родов, а рожать начинают – когда? Ну, разумеется, именно тогда, когда ему не с кем оставить пятилетнюю кроху на ночь. Жена? Да, есть жена… Но малыш не уснёт, пока папа ему не прочитает сказку на ночь!
Со временем Валерий Иванович растерял клиентуру. Просился было в гинекологию, в ординаторы. Но сам же первый оттуда и сбежал. Что ординатором в гинекологии заработаешь, кроме гембеля и зарплаты? В дневное время и заведующий прекрасно со всеми пациентками разберётся. Так что пришлось Линькову кое-что достать из сильно запрятанного дедушкиного тайника и начать продавать помаленьку.
– Интересно, этот болван в курсе, что в его захламлённом коридоре на обдрипанной стене сыреет и блекнет подлинник Коровина? – как-то раз спросила у Семёна Ильича Мальцева.
– Правда?! Ух ты! Но… думаю, болван в курсе. Его дедуган, судя по пьяным базарам нашего Валерия Ивановича, неплохо в своё время пограбил награбленного. Линьков как-то брякнул, что у него есть клочок бумажки с рукописным наброском Маяковского. «Где-то на книжных полках валяется». Но Валерий Иванович, моя дорогая, не просто жаден. Он патологически жаден. Жаден до безумия – и это не фигура речи. Он не продаёт ничего такого вроде картины Коровина или наброска Маяковского не потому, что ценит их как раритетные вещи, произведения искусства и тому подобное. Он не продаёт их по той же причине, по которой не может выбросить пустые пыльные бутылки. Которые, разумеется, никуда и никогда не сдаст. Это и есть безумная жадность. Именно это, а не оголтелое завышение цен на что бы то ни было. Впрочем, он и по-умному жаден до бесстыдства. В прежние времена своим девкам такие ценники за аборты-роды лепил, что у меня волосы дыбом вставали. Оттого в основном, что находились такие, что ему эти бабки шальные несли.
