может отправиться к нему в гости.
Оставалось решить, стоит ли оно того.
Если его «тренер» не лгал, что вряд ли, то в его мире Лекс окажется легкой добычей, улиткой с раздавленной раковиной, не способной противопоставить хищнику абсолютно ничего.
С другой стороны, прятаться в панцире в надежде когда-нибудь из него вырасти тоже не стоило. Кому-то даже в этом мире нужно было довериться. Михаил казался отнюдь не самым худшим из возможных вариантов.
Лекс понемногу взрослел. Как ему и посоветовали.
* * *
Он переместился. Возможно, подобный термин был здесь неуместен, но все же Лекс предпочел его. Мир долины исчез, и мальчик оказался в абсолютно незнакомом месте. Значит, переместился — что же еще?
Но его тело лежало где-то на больничной койке и не шевелилось. Так что, возможно, «переместился» — все-таки неудачное слово. Может быть, правильнее было бы сказать: представил себя в бессознательном бреду в новом месте?
Но тело на больничной койке находилось в больнице, в городе, на планете, летящей вокруг солнца, так что даже его нельзя было считать абсолютно неподвижным. Оно тоже перемещалось, хотя делало это плавней и более предсказуемо, чем неожиданные прыжки между мирами.
Сейчас для Лекса это был всего лишь выбор удобного наблюдателя. Иными словами — с какой точки удобней следить за процессом, чтобы получить максимально полезную для себя информацию. Наверное, полезную для выживания. Он так надеялся.
Поэтому Лекс предпочел выбрать в качестве наблюдателя себя самого. И поэтому он — ПЕРЕМЕСТИЛСЯ.
Увидел он совершенно не то, что ожидал. Никакого простора, никакой долины, леса или пустыни. Хоть чего-то, что он мог бы себе представить.
Он попал в банальное закрытое помещение, замкнутое, с низким потолком, без малейшего намека на окна и всего одной дверью. Вернее, проемом — двери как таковой не наблюдалось. И стены. Стены были до безобразия однообразны. Лекс даже подошел и осмотрел красные кирпичи, кладку, раствор между кирпичами, чтобы понять, что в них не так? Что его раздражает настолько сильно в обычной стене?
— Это из детства, — благожелательно пояснил Михаил, заходя в комнату. — Знаешь, у меня кровать стояла у стены. Дом был хороший, новый такой дом, теплый. Даже простенки были кирпичные, в один слой, конечно. И вот прямо у изголовья штукатурка слегка отвалилась — кирпичей пять, может, оголилось. А родителям все не до ремонта было. Так я каждый день перед сном на эти кирпичи смотрел. После нескольких лет я каждую царапину на них помнил. Каждую каверну в растворе потрогал. У меня на их поверхности иногда целые баталии разыгрывались. Красные шли на белых, потом роботы на людей, а люди на арахнидов. И когда здесь, — Михаил развел руками, — пришла пора создавать надежный дом, я выбрал эти кирпичи. Их-то точно у меня никто заменить не сможет. Мое.
