опосредованно. Да и что это за жизнь, которая откуда взялась — не знает, из чего состоит — не ведает, какие процессы в ней проистекают — понятия не имеет. Вот мы, говорят — именно потому, что тела наши незрячие, — регулировать наши процессы умеем, весь свой состав изучили, записанный в формулах. А вот жизнь… И такие вопросы стали мне задавать! Путаные. Одно слово — химики! Ничего тут не скажешь! — и Бальзамир безнадежно развел руками. — Положим, согласен, — в упоении продолжал он, — душа есть изъян. Она не признает
гипотетического императива, прокламирующего целесообразность. Но о какой целесообразности может идти речь, когда ты имеешь дело с неконтролируемыми процессами, от которых зависим: перепады настроений, движение чувств. Да ведь так за собой не угонишься! Предположим, что для пользы дела тебе надо идти направо, а ты —
природный — взял и предательски сиганул налево. Тогда позвольте спросить: где же ваша „свобода“? Неопровержимость „я“? Его ось? А-а-а! Это как душа поведет, — говоришь ты? И природа?» — Бальзамир схватил Воскового за грудки, приподнял над землей и потряс, хотя тот ничего подобного не говорил, да и вообще Бальзамира не слушал, так как та единственная мысль, к которой он был приспособлен, бороздила его чело.
«Натура непредсказуема и глупа! Она есть наш первейший враг! — вскричал Бальзамир и водрузил Воскового на место. — Да, — сказал он, немного угомонившись, — неуместность того, что зовется природой, да послужит для нас уроком. Ибо в чем ее „результат“? Он очевиден: сонмы бесполезных людей! Апофеоз избыточности! Но, с другой стороны, — явная недостача! Нехватка людей оптимальных, будто по мерке сделанных! Нет! Гармоничное общество — вот где мечта! Никого лишнего, остальных — по потребности. Нужен сейчас Строптивый — пожалуйста! Понадобились Настороженные? Извольте! Требуются Трусоватые? Получите! Каждый вовремя и на своем месте, произведен от вверенной ему функции. Наших пацанов хотя бы возьми. Каждый из них к одному лишь действию приспособлен, но зато как! Иллюзионисты! Фокусники! Кто истреблять, кто тырить, кто только вид делать, а кто и — выше бери! — так задурить умеет, что от него уж не люди — амебы в мутной воде сливаются, от прочих неотличимые. Такой от нашего Обдурилова вышел и уж не знает, он ли туда часом раньше вошел? А тут и ты на подхвате — с пустым всезнающим взглядом. Мол, не парьтесь, товарищ, — я бдю… бзжу… бдею! Вот это я понимаю — слаженная работа! Я ведь неисправимый идеалист, романтик!»
