Рассказы для серьезных детей и несерьезных взрослых | страница 2



«Ах, ты, — думаю, — котенок какой глупый! Тебя же машины задавят! Иди-ка сюда!» И — хочу его догнать, сграбастать, но… ничего подобного! Не могу поймать — убегает! На своих крохотуленьких ножках убегает — так бочком, бочком и еще хвостик трубой поднял, понимаешь! Я чуть сам не поскользнулся и не шмякнулся носом в мостовую, когда за ним погнался.

А артистка Носова, конечно, смеется надо мной — тоже мне, говорит, котенка догнать не может!

Совсем я на этого котенка разозлился: «Да ну его, — говорю, — не нужен он мне, я его согреть хотел, а он… Ну и убегай себе, катись!»

И пошел своей дорогой.

Идем мы с Носовой по улице, и я так вкось смотрю — что такое? Догнал нас черный уголек, скользит по льдистой мостовой лапками, а догнал! «Ах, ты!» — думаю, — и — раз, подхватил его под пузико и за пазуху сунул, под дубленку. А дубленка у меня замечательная была, с длинным нестриженым мехом, как тулуп, — ну тепла-ая! Я с ней и на Крайний Север летал, и в Сибирь — нигде не замерзал! И слышу — возится там мой котенок, еще глубже за пазуху прячется, греется. «Ладно, — думаю, — о'кей, грейся». Пришли мы домой, в Дом творчества, я и говорю Носовой:

— Том, а Том, тебе нужен котенок?

— Нет, — говорит, — не нужен. У меня дома собака, боксер.

— А что же мне теперь с ним делать? — говорю. — Не могу же я его выбрасывать, я ведь его уже согрел!

— Конечно, — говорит, — раз согрел — не имеешь права выбрасывать! И вообще, — говорит, — запомни: кого согрел, того не имеешь права выбрасывать, нечестно это, понял?

Делать нечего, пошел я с котенком домой, в свою комнату. Думаю, что мне с ним делать? Сходил на кухню, взял у повара блюдце с молоком, принес в свою комнату, говорю котенку: «Пей». А он не пьет. Я его мордочкой тычу в блюдце с молоком — опять не пьет. «Ах, ты, — думаю, — ну что с ним делать, не понимает, что это молоко, наверно». Намочил я палец в молоке и сунул котенку в рот. А ротик-то у него, Боже мой, крохонький! Стал он мне палец облизывать своим красненьким язычком — мне и смешно, и щекотно…


Так и поселился у меня этот котенок, и я назвал его Уголек. Через несколько дней он уже сам молоко лакал из блюдца и бегал по всей комнате за бумажкой, которую я перед ним на нитке дергал. Толстенький стал, как колобок, и — я забыл вам сказать — очень красивый. Потому что он не весь черный был, а — оказалось — у него очень аккуратный белый галстучек, и все четыре лапки в белых перчаточках, и на лбу — маленькая беленькая звездочка, ну, не звездочка, а такое маленькое беленькое пятнышко, как звездочка. И от этого мордочка сразу казалась такой умненькой, весь котенок в этом белом галстучке и белых перчаточках — такой аккуратный, интеллигентный, что все, кто приходил ко мне в гости, тут же брали его на руки, гладили, рассматривали.