Старуха стояла в зале суда, сжимая в руке повестку. Она прочла слова, предписывающие ей обвинить старика в курении, или «вы будете прилюдно наказаны». Она подумала о старике и золотисто-коричневой траве, которую он выращивал в саду. Она не знала, что это был не простой табак. Она думала об этой траве, как о волшебной. Когда старик курил эту траву, он занимался любовью с силой «шестидесятника». Она слышала, что женщины ценят такое в любовниках, но сама об этом не знала. Старик был всего на год старше нее. Они выросли рядом друг с другом и всю молодость провели вдвоем. Он был единственный мужчина, которого она когда-либо знала, и она была единственной женщиной, с которой он когда-либо спал.
Ох, ну, быть может, это не очень больно, подумала она, посмотрела на улицу, где собиралась толпа, и почувствовала себя униженной.
— У вас еще есть время, чтобы признать его курильщиком, — сказал судья.
— Я не могу сделать этого, — ответила она.
— Значит, придется соблюсти закон.
Старуха посмотрела на повестку, вновь перечитала слова: «вы будете прилюдно наказаны», — и подумала: «Ох, и все-таки, наверное, это не очень больно». Она выглянула наружу: толпа увеличилась, все больше людей присоединялись к ней. Старуха повернулась к судье и сказала:
— Как вы можете просить меня обвинить человека, с которым я прожила шестьдесят пять лет?
— Закон есть закон, — лаконично ответил судья.
Старуха снова посмотрела на толпу на улице, и сказала:
— Я думаю, что я скорее умру.
— Как угодно, — сказал судья, невозмутимо поднял пистолет и застрелил её прямо в зале суда.
Когда старик услышал, что случилось, первой его мыслью было пойти и убить судью. Но это, конечно, было бы его приговором, и он знал, что старуха не хотела бы этого. Поэтому он сделал единственное, что мог сделать: он сорвал золотисто-коричневые растения в их саду и уничтожил их, все, кроме последнего листа. Старик положил последний лист в маленькую деревянную коробочку, как он это делал для старухи, когда оба были молоды.
