И отправилась с визитом к маркизу де Монкуру.
Худой и бледный молодой человек с узким, маловыразительным лицом принял ее тотчас же. Он с порога принялся заверять гостью, что не верит в виновность ее сына, причем так многословно, с такими комплиментами, что у Амалии немедленно пропала охота расспрашивать его о чем бы то ни было. Сразу было видно – собеседник трусоват и, скорее всего, ненаблюдателен. Тем не менее она все же задала несколько вопросов о ссоре в клубе. И на нее хлынула новая лавина велеречивостей:
– Я был поражен… Господин Корф всегда был столь учтив, казался таким воспитанным молодым человеком…
Возможно, подобным образом мог бы выражаться какой-нибудь старик или человек старшего поколения, но Амалию озадачило, что эти слова принадлежат юноше, который на три года младше ее сына.
– И вдруг ужасная ссора, ни с того ни с сего… Мишель вскочил, стул опрокинулся… Граф перехватил его занесенную явно для пощечины руку… К счастью, месье Урусов сидел за одним столом с ними и кинулся разнимать ссорящихся… Мне показалось, они сейчас раздавят его – ведь и барон, и граф люди высокого роста, а месье Урусов гораздо ниже… Но все же мужчины послушались его и разошлись.
– А где был господин Феоктистов?
– Тоже сидел за столом, но не вмешивался. Потом он мне объяснил, что это была личная ссора, а в России не принято встревать в таких случаях. – В тоне маркиза звучало осуждение.
– Скажите, у графа часто случались конфликты? – спросила Амалия.
Монкур задумался.
– Нет. Он был очень вежливый, прекрасно воспитанный господин. Аристократ до кончиков ногтей.
– То есть человек, с которым вы легко могли бы подружиться?
На худом лице молодого человека отразилось колебание.
– Видите ли, сударыня… Граф был старше меня, а дружба легче складывается между ровесниками. Вы не находите?
– Я спросила, так сказать, в общем смысле, – улыбнулась баронесса. – У графа Ковалевского было много друзей?
– Разумеется! Он со всеми был знаком, бывал в опере, я видел его в театрах…
Амалия тихо вздохнула. Как объяснить застенчивому и, судя по всему, не слишком счастливому юноше, что знакомые – это одно, друзья же – совсем другое?
– А женщины?
– Право же, сударыня… Вы вынуждаете меня вторгаться в такую область…
Просто мучение, а не свидетель, с досадой подумала Амалия. Для того, кто ведет следствие, нет ничего хуже таких вот несообразительных, чрезмерно щепетильных людей, живущих в плену условностей.
– Мне говорили, что граф развелся со своей женой. Он был влюблен в кого-нибудь?
