— Ну, так как же? Решай. Давай, скорее решай!
— Ох, и скучаешь ты, Колька, по паре добрых тумаков. Подожди. Покумекаю. Может быть… тогда возьмут на фронт? — задумался Каланча.
— Определенно могут, хоть в моряки, хоть в пехоту, — убежденно сказал Колька. — Ну, дай лапу! Вась, дай пять!
— Чудной же ты, Колька. Пристал тоже — не отвяжешься… Ладно, была не была, будь по-твоему. Только, гляди, никому ни гу-гу, без подвоха, а то все перекувыркнешь. Всыпет мне Ведьма.
— Не бойся, Вася, могила, — весело крикнул Колька и горячо пожал ему руку.
Каланча вырвал ее, поправил чуб и сурово проговорил:
— Да чего ты все: «не бойся, не бойся»… Заладил, как граммофон. Кого Каланча боится?
Колька поспешил заверить, что не хотел его обидеть:
— Да я ж пошутил, Вась. Я так…
Каланча еще долго ворчал, но постепенно успокоился.
— Ладно. Сегодня сходим. Посмотришь.
Колька был рад. Не зная, как отблагодарить Каланчу, он порывисто сунул руку в кулек с конфетами и протянул ему горсть леденцов.
— Уй-юй-юй, чего это? — удивленно спросил Вася, расплываясь в счастливой улыбке.
— А ты что, не видишь? Ландрин! — гордо ответил Колька.
Пораженный щедростью Кольки, Каланча крепко сжал конфеты и закричал:
— Шкодники! Ландрин! Ко мне!
…Колька с Генкой сбегали в аптеку и в лавочку за медом. Затем они добрались до Генкиного дома. Берта Борисовна, мать Генки, попросила мальчиков поставить самовар; нужна была горячая вода для грелки.
Дрова отсырели, береста вся вышла. Колька колол щепки, второпях чуть не отрубил себе пальцы, с остервенением дул в трубу, из которой вылил густой, едкий дым. У него слезились глаза. Но он не обращал на это внимания. Больной музыкант часто просил пить, требовал холодные компрессы на пышущую жаром голову.
Берта Борисовна опаздывала на работу, она попросила Кольку побыть у них:
— Мало ли, не дай бог, что может случиться. Вдвоем с Геночкой скорее сообразите, что делать.
Колька не мог отказать.
— Хорошо, — сказал он, — идите. Я останусь.
Целый день Колька находился в семье музыканта.
О красном кирпичном доме он вспомнил только к вечеру. Пора было идти туда. Генка вызвался его сопровождать.
— Гляди, — предупредил его Колька, когда они выходили из ворот, — там безухий пес, как волк!
— Подумаешь! Наплевать! — беззаботно ответил Генка. В душе он пожалел, что напросился в провожатые. Но спохватился поздно, отступать нельзя было. — Наплевать, — повторил он, — я не боюсь ни собак, ни волков.
