Колька сразу узнал веснушчатого. Это был Генка — сын музыканта, который жил недалеко от старой Колькиной квартиры. На улице его прозвали Минор за то, что он любил вставлять в разговор это непонятное слово.
— Я ничего не сделал, — дожевывая и торопясь проглотить хлеб, выдавил Генка, — шел, нога поскользнулась, ты за нее зацепилась.
Вмешался подоспевший Колька:
— Врешь! Я сам видел, как ты ножку подставил.
— И хлеб мой съел, — сказала Наташа.
Но Генку нисколько не смутили такие серьезные обвинения.
— Я никогда не вру, — назидательно промолвил он, проглотив, наконец хлеб. — А ну, скажи еще хоть полслова — и дело твое минор.
— Сам ты Минор, — не на шутку рассердился Колька.
Мальчики настороженно закружились, зорко следя друг за другим.
Внезапно Колька резко остановился и бросился на Генку.
Они сцепились, яростно нанося друг другу тумаки, топча в грязном снегу свалившиеся шлем и шапку.
Генка вырвался. Мгновенье смотрел на тяжело дышавшего Кольку, потом с победным кличем ринулся на него и нанес ему удар в живот.
Дыхание у Кольки перехватило, он застонал и свалился в снег.
— Ах ты, бессовестный, задира, раз так — берегись! — закричала Наташа и яростно вцепилась Генке в волосы.
Генка взвыл. Он решил, что на него налетело не менее дюжины ребят.
— Будешь, будешь знать, — приговаривала Наташа.
Кто знает, как дальше развернулись бы события, если бы не вмешался вышедший из-за угла пожилой прохожий.
— Девочка, и не стыдно тебе? С мальчишками дерешься. Сейчас же прекрати, пока не снял ремень, слышишь?!
И когда Наташа, недовольная, что ей не удалось расправиться со своим врагом, отцепилась от Генки, а Колька с трудом поднялся на ноги, мужчина строго продолжал:
— Нашли время, сорванцы. Пороть вас некому.
Ребята, мрачно глядя друг на друга, разошлись.
На углу они на миг остановились и погрозили друг другу кулаками.
Что-то будет впереди?
Дома Мария Ивановна внимательно посмотрела на Наташу и Кольку и сразу поняла: с ними что-то случилось. Не говоря ни слова, она поставила на стол наполненные супом глиняные миски.
Отдельно на тарелке лежали кусочки воблы и хлеба чуть побольше спичечной коробки.
Наташа и Колька, довольные, что Мария Ивановна не задает им вопросов, молча ели. Осторожно, боясь пролить хотя бы каплю супа, подставляли под полные ложки хлеб. Хлеб они берегли на второе.
Но так долго молчание не могло продолжаться.
Мария Ивановна задумчиво покачала головой, пригладила Наташины волосы и, с сочувствием глядя на Кольку, спросила:
