— Кто начальник? — негромко спросил Ганешин.
— Я помощник начальника, капитан судна Пен-ланд,— ответил стоявший против Ганешина американец.— Начальник там.— Пенланд указал на море.
— Разрешите задать несколько вопросов,— продолжал Ганешин.— Извините за краткость, нужно спешить, если мы хотим...
— Вы хотите помочь нам? — звонким голосом спросил кто-то.
— Да. Но не перебивайте меня,— сухо добавил Ганешин,— я говорю с командиром.
— Слушаю вас,— быстро ответил американский капитан.
— Сколько у вас тралящих тросов?
— Два.
— Какой длины трос остался на батисфере?
— В том-то и несчастье, сэр, что канат оборвался около самого места своего прикрепления на шаре. Захватить за него нечего рассчитывать, только за скобы.
— На батисфере есть радио?
— Есть, но не работает, питание было только от кабеля.
— По вашим расчетам, у них воздуха еще на двенадцать часов?
— На двенадцать — пятнадцать. Это все, сколько они могут протянуть при самой жесткой экономии.
— Да, положение очень серьезное. А что вы думаете делать дальше?
— Продолжать теми же средствами — пока ничего не поделаешь. В бухту Макдональд, на Агатту, прилетят два самолета. Утром они будут здесь и привезут усовершенствованные захватные приспособления. В день катастрофы по радио вызвано военное судно, оборудованное тралом-индикатором для отыскания батисферы электромагнитным способом. Оно идет со всей возможной скоростью и может быть здесь завтра. Это, собственно, наша последняя надежда,— заключил капитан Пенланд, зачем-то понижая голос и приближаясь к Ганешину.— Вместе с нами тралили еще два военных судна, сейчас они ушли в бухту Макдональд.
Благодарю вас, капитан. Надеюсь, нам удастся помочь вам. Будьте любезны показать ваши лебедки и подъемные приспособления.
Ганешин с Пенландом спустились на обширную палубу, загроможденную бухтами тросов, с огромной лебедкой в центре. Качающаяся вместе с мачтой электрическая лампа освещала нагромождение самых разнообразных предметов.
— Мне кажется, положение безнадежно, сэр,— быстро сказал капитан Пенланд, едва они удалились от мостика.— Посудите сами: чудовищная глубина, открытое море, никакой возможности ни пеленговать, ни бросить буек... Я делаю что могу, двое суток не уходил с палубы. Там, на мостике, жена Милльса, гидрохимик нашей экспедиции. Я не хотел при ней высказывать свое мнение.
Ганешин вспомнил стремительный вопрос, почти вскрик на мостике.
