О, оскверненные глаза мои! о, день, достойнейший всяческого проклятия, когда я читал, помрачаясь в уме, эти твои письма, которые храню до сих пор! Какие там непристойности! какие ласки! какое ликование об условленном блудодеянии. И это мог знать, не говорю уже — писать, диакон! Да где ты научился этому, жалкий, который хвастался, что воспитан в церкви? Или, как клянешься в тех письмах, ты никогда не был чистым, никогда не был диаконом. Если захочешь отрицать — твоя рука будет свидетельствовать против тебя, сами буквы возопиют. Но есть, впрочем, выгода твоего преступления: я не могу привести здесь, что ты писал.
И вот ты падаешь к ногам моим и молишь не погубить тебя. И — о, жалкий! — презирая суд Божий, ты боишься только меня, как отмстителя! Каюсь, я простил тебя. Да и что другое я, христианин, мог сделать тебе? Я убеждал тебя покаяться, облечься власяницей, посыпать пеплом главу, искать уединения, жить в монастыре и умолять милосердие Бо-жие непрестанными слезами, а ты — столп и утверждение надежды моей — уязвленный жалом ехидны, превратился в лук, на меня же и обращенный, и мечешь в меня стрелы клеветы. Я сделался врагом твоим, говоря истину. Не скорблю о злословии, — кто не знает, что уста твои хвалят только преступное? Скорблю о том, что ты сам не скорбишь о себе; что не чувствуешь ты, что ты уже мертв, что, как гладиатор, идущий на смерть, ты украшаешься для своих же похорон. Одеваешься в полотно, отягчаешь пальцы кольцами, трешь порошком зубы, редкие на розовом черепе расчесываешь волосы. Воловья шея, заплывшая жиром, толста и не сгибается оттого, что ее ломали за распутство.
Сверх того, ты благоухаешь мазями, меняешь ванны и сражаешься против отрастающих волос; расхаживаешь по форуму и улицам в виде отшлифованного щеголя-любовника. Лицо твое сделалось лицом блудницы, и ты не умеешь, краснеть. Обратись, несчастный, к Господу, и Господь обратится к тебе. Покайся, чтобы и Он раскаялся во всех бедах, которые Он изрек, чтобы они обрушились на тебя. Что ты, забывая свою рану, пытаешься бесчестить других? Что ты, как одержимый, терзаешь меня укусами, когда я советую тебе добро... Или, может быть, ты льстишь себя тем, что таким епископом рукоположен в диаконы? Я уже выше сказал: ни отец за сына, ни сын за отца не будут наказаны. "Но душа, которая согрешила, сама умрет". И Самуил имел детей, которые вышли из страха Божия и предались стяжанию и греху. И Илий первосвященник был святой, а сыновья его, как читаем в еврейских книгах, развратничали с женщинами в скинии Божией и, подобно тебе, бессовестно пользовались для себя Богослужением.
