Литературная Газета, 6397 (№ 51/2012) | страница 25



Изучение перипетий литературной борьбы в русском культурном пространстве 60-70-х годов прошлого века требует по меньшей мере монографии. Мы же вкратце остановимся здесь на творчестве Анатолия Константиновича Передреева (1932-1987). Его творчество заслуживает пристального внимания, так как он, один из немногих, обладая высокой книжной грамотностью и чутьём историка литературы, осознавал, что происходит в русской словесности. "В эти годы Передреев чувствовал себя призванным восстановить связь с лучшими образцами классической русской поэзии XIX века", - отмечает очеркист Елена Игнатьева. Поэт Передреев - это твёрдый и внимательный, не без "угрюмства", посадский русский человек; ум его - весьма остёр и печален. Таков он и на (а точнее - в) природе. Передреевская ориентация на позднего Заболоцкого была, если угодно, теоретически обоснованна. Он особо её подчёркивал.

Сравните "Лебедь у дороги" Передреева со знаменитым "Лебедем в зоопарке":

Рядом с дымной полосою

Воспалённого шоссе

Лебедь летом и весною

Проплывает, как во сне[?]

            1970

Сквозь летние сумерки парка

По краю искусственных вод

Красавица, дева, дикарка

Высокая лебедь плывёт[?]

            1948

В творчестве Передреева обращает на себя внимание практически полный отказ от главных черт, характеризующих тогдашнюю общепринятую поэтику как совокупность признаков "качественного", "хорошего" стихотворного произведения. Здесь отсутствуют: а) изысканная "богатая" рифма из разряда так называемой "корневой" и б) нарочито усложнённая, "внешняя" метафорическая система, изобилующая сравнениями и ассоциативными рядами. И что, на наш взгляд, особенно важно - у Передреева нет тех резких стилистических стыков, того обязательного сочетания лексики выраженно просторечной, вульгарной и столь же выраженно книжной, каковое можно рассматривать в качестве родового, "несущего" признака господствующего (и отчасти по сей день) направления русской стиховой культуры. В переводе на язык имён это направление определяется следующим перечнем: "Пастернак (в присутствии Маяковского и Северянина); Мандельштам (в парадоксальной на первый взгляд совместной упаковке с Цветаевой). Такая рецептура, частенько усвоенная стихотворцами не напрямую, а при активном посредничестве Вознесенского (а то и Евгения Евтушенко), была обязательной для 60-х годов. Сегодня подобная рецептура, в которой естественный для неё Маяковский сменился на вполне чуждого всем прочим составляющим данной смеси и к тому же неверно понятого Заболоцкого периода "Столбцов", а Вознесенский с Евтушенко уступили место Бродскому, всё ещё остаётся в силе, подкреплённая авторитетом влиятельных живых и отчасти мёртвых эпигонов, создателей жанрово-стилевых пародий на русскую поэзию. Впрочем, тот же решительный отказ от порождённой "модернизмом" поэтики являют нам и многие (из наиболее существенных) русские поэты 40-80-х годов ХХ века - ровесники и старшие братья Передреева: Я.В. Смеляков, всё ещё почти неизвестный читателю В.М. Мотрич и, наконец, Ю.П. Кузнецов.