— По сто пятьдесят. Я думала, мало будет… В конце концов, мы на севере живём, нам всем света не хватает.
— Темнота — друг молодёжи.
— Но не на лестнице же!
Валентин засмеялся, Окладникова тоже.
Лена открыла по очереди два замка, которые отмыкались с приятными мягкими щелчками, толкнула тяжёлую дверь, и они вошли в маленькую прихожую, освещённую рассеянным светом, исходившим от подвесного потолка. Напротив двери прямо на полу стояло большое, в человеческий рост, зеркало в классической раме тёмного дерева, прислонённое к стене.
— Ого, — удивился Валентин, — никак из Эрмитажа?
— Это папины друзья смастерили мне на день рождения. Привезти — привезли, а повесить не успели.
— То есть ты по утрам любуешься собой в огромном зеркале?
— Ничего я не любуюсь, особенно по утрам. Тобой вот буду любоваться.
— Только не по утрам, умоляю!
— Сейчас буду любоваться.
Лена проскользнула в комнату и включила бра.
— Можно и без зеркала любоваться, — Шажков поймал её сзади за плечи, лёгким движением развернул и поцеловал. В груди у Вали что-то ёкнуло, и елеем разлилась давно позабытая нежность. Он явственно почувствовал, как прямо здесь и сейчас в нём пробуждается новый Шажков: несущий ответственность — за себя, за Лену Окладникову, за весь мир. Лена, скрывая быстрое дыхание, прошептала: «Раздевайся, Валя. Мы дома. У нас праздник».
Пока она хозяйничала на кухне, Шажков, устроившись на низкой тахте, с интересом осмотрелся. Напротив тахты — тумба с большим телевизором. Рядом — письменный стол, а на нём знакомый ноутбук, несколько раскидистых тропических растений в керамических горшках на подставке у окна. Дверь в смежную комнату, судя по всему, заперта. Там, скорее всего, вещи хозяев.
— Что будем пить? Шампанское? — спросила Лена, подкатывая к тахте сервировочный столик, в центре которого расположилась круглая приплюснутая пасха с воткнутой свечой, рядом — высокий кулич, а вокруг — блюдца с закуской.
— Шампанское обязательно. А крепкие ты не пьёшь?
— Пью коньяк.
Шажкова как током пронзило: «Коньяк в машине забыл!»
Окладникова уговаривала: «Не ходи» — но Валентин настоял и стал надевать пальто.
— Хорошо, а я тогда пока душ приму. На ключи, — Лена положила Вале на ладонь тяжёлую связку и со словами «я быстро» скрылась в ванной.
Улица удивила тишиной. Шажков привык к тому, что даже внутри глубокого двора на Ваське днём и ночью слышен гул большого города. Тишину нарушило шипение, и прямо перед Валей на дорогу, мелко семеня, выбежала полосатая кошка. Она замерла на секунду и громадными прыжками бросилась под машину. Из куста неторопливой львиной походкой вышел рыжий кот, сел посреди дороги и стал вылизываться.
