Когда Елисей вновь оказался на земле, глаза уже несколько привыкли к слепящей белизне поля.
— И что меня ждет?
— Не знаю, — быстро ответил дракон, и чуть подтолкнул Елисея вперед.
Теперь только один шаг отделял мальчика от сверкающего песка, и Укш добавил образине торжественности:
— Дальше пойдешь один, так надо.
Кши вздохнул:
— Ты нам понравился, правда, но это же Испытания.
— Иди, как голос внутренний подскажет. Глаза обязательно закрой, — внушала Главная голова.
— Да ладно, парни, я готов спорить на весь наш хвост, что у него получится! — Длу оскалил в улыбке целый арсенал холодного оружия, и снова уточнил у Елисея: — А как это ты нас назвал тогда?..
— Змей Горыныч.
Елисей поежился, странная равнина манила, и одновременно отталкивала его. Бесцеремонность Длу чуть рассмешила, и придала уверенности.
А три головы тем временем привычно затеяли перепалку.
— Нашел время! — гневно рыкнул Кши, а Длу задиристо отвечал ему. Но что именно — мальчик уже не расслышал.
Сделав первый шаг, подросток почувствовал — веки налились свинцом. Елисей не стал сопротивляться, и все вокруг погасло для него. Отныне все внимание сосредоточилось на каждом следующем шаге. Но вскоре мальчик расслабился, и полностью доверился шестому чувству, уводящему все дальше и дальше.
И пока Елисей шел, перед внутренним взором проплывали годы, проведенные в Детском Доме. Память услужливо рисовала недавнее прошлое: вот он снова одет в обноски с чужого плеча, его ждет и сегодня, и завтра отвратительное варево Марьи Антоновны, внушающее стойкое отвращение к еде вообще. Он одинок, и у него ничего нет.
В детдоме Елисей начал забывать, как жил с родителями. Те времена казались сказкой, которой не было. Правда, старший брат всегда умел подпортить жизнь… Но он погиб вместе с родителями, и с той поры Елисей больше не думал про него плохо.
До жути обидно — отчего так? А другие живут в довольстве, а то и в праздной роскоши купаются. То, что тяготило его в прежней жизни, всколыхнулось и вновь не на шутку разволновало Елисея.
И тут мальчик услышал до боли знакомые звуки, и невольно открыл глаза. На него смотрело отражение симпатичного, хотя и одетого довольно бедно, молодого человека… Ба, да неужели это — он сам?
Мальчик внимательно всмотрелся в отражение и — да, это на самом деле он, только значительно повзрослевший. И стоит он перед витриной. А в ней, посреди каких-то декораций, экран, с которого продолжает мурлыкать яркая блондинка:
