— Это теперь надолго! — безнадежно махнул рукой Валдис на споривших и отвел Илью в сторонку: — Ты умеешь на велосипеде ездить?
— Нет.
— Ах, черт!.. Ладно, поедем на одной машине.
— Куда?
— На станцию. Там сейчас пленные женщины вагоны моют. Посмотришь, нет ли среди них твоей мамы.
В тупике, поодаль от других поездов, стоял длинный товарный состав. В крайних вагонах женщины заканчивали мытье палов. Возле них ходили два немца с винтовками.
Валдис уверенно направился к пожилому добродушного вида солдату, с которым, вероятно, разговаривал раньше.
— Мальцайт! Я привел того мальчика, — сказал он. — Можно ему посмотреть?
Немец-часовой огляделся, потом, подозвав к себе товарища, тихонько посовещался с ним.
— Пусть смотрит, пока унтер-офицера нет, — сказал он Валдису и отошел в сторону.
Еще издали Илья бегло оглядел вагоны, в которых работали пленные, но никого из знакомых среди них не заметил. Босые, истощенные женщины, одетые кто в почерневшую военную гимнастерку, кто в гражданское платье, висевшее грязными лохмотьями, с любопытством наблюдали за ними.
Перебегая от вагона к вагону, Илья заглядывал внутрь и торопливо объяснял:
— Тетеньки, я свою маму ищу. Она в лагере пленных. Может, знаете кто?.. Самохина — фамилия. С родинкой на нижней губе, вот здесь!..
— Her, дорогой, не знаем. Не видели, — сочувственно отвечали ему. — Народу в лагере много.
У одной двери его остановила высокая хмурая женщина в военной форме со знаками отличия военврача. Держалась она со спокойным достоинством, отличающим мужественных людей в трудное время.
— Ты расскажи толком, — склонилась она к подростку, — а мы в лагере поищем ее.
Илья начал рассказывать и вдруг смолк. Из соседней теплушки выглянула пленная с растрепанными седыми волосами. Совсем еще молодое лицо ее посинело, как от холода. Громадный багровый кровоподтек почти полностью закрывал правый глаз.
При виде мальчика она вскинула руку.
— Илюша! Живы! — простонала она и, казалось, не спрыгнула, а бессильно, как мешок, свалилась на песок.
Только теперь, по голосу, Илья узнал, что это мать Наташи.
— Людмила Николаевна! Людмила Николаевна! — выкрикивал он, помогая ей подняться. — И мама здесь? Да? Да?…
Исаева не то рыдала, не то безумно-истерично хохотала, прижимая его к своей груди:
— Живы! Голубчик!.. Где она, моя крошка? Где?!
— Нашел-таки! Вот счастье! — восклицали в ближайшем вагоне.
— Мать нашел?
— Нет, знакомую. О матери спрашивает.
— Должно быть, вместе были.
