Целый день тревога из-за ее встречи с учительницей не утихала. А после ужина, когда она поспешно, чтобы успеть вовремя, встала из-за стола и пошла переодеваться, волнение поднялось к самому горлу, даже трудно стало глотать. Время до ее возвращения тянулось долго и томительно. Я ничего не мог делать, кроме как лечь спать.
Не знаю, чего конкретно я боялся. Не разоблачений или наказаний, а чего-то более важного…
Когда я возвращался с родительских собраний, Анна уже спала. И если я сам не рассказывал ей утром, о чем там говорили, она и не спрашивала. Казалось, она совсем не беспокоилась, если мы что-то узнаем о ней.
Я помню, как перед сном заходил в комнату дочери, садился на краешек кровати и смотрел на нее в темноте, желая защитить ее от всех невзгод этого мира, предостеречь от бед, спасти от лжи и обманов.
Когда она подросла, мое вечное беспокойство за нее немного улеглось, жалобы на ее поведение поутихли, и мальчик безвозвратно исчез из ее тени. Анна будто и не взрослела, она оставалась такой же шалуньей, никак не желающей выйти из детского возраста, — с быстрыми ногами и лукавым взглядом.
* * *
Как обычно, Анна позвонила в свой день рождения. Мы никогда не знали, где она находится, и эти звонки превратились в традицию. Таким способом она делала нам подарок — дарила уверенность в том, что хотя бы один день в году она жива и здорова. Наш подарок мы заблаговременно перечисляли на ее банковский счет. Когда она звонила, то обычно забывала поблагодарить, и мы не знали, дошли ли деньги.
Она позвонила во второй половине дня — мы только что вернулись от Ингвара, который поднимал флаг на флагштоке. Нам было известно, что уже несколько лет она живет в Париже. В тот раз после традиционных приветствий, поздравлений и благодарностей я услышал в трубке:
— Я хотела бы приехать в гости с Томасом.
Ее голос звучал так естественно, как будто мы с Томасом давно знакомы, поэтому я тут же согласился, сказав, что на Уддене всегда рады гостям. Я пообещал забрать их с парома на лодке «Катрин» в любое время.
— Она что, до сих пор плавает? — удивилась Анна и засмеялась. Разговор закончился.
Я задумался. Кто такой Томас? Ингрид считала, что не стоит драматизировать ситуацию.
— Это всего лишь доказывает, что у нее серьезные намерения, парень ей действительно нравится, и она хочет, чтобы и мы отнеслись к нему серьезно.
Я спустился к лодочному сараю и осмотрел свою деревянную весельную лодку. Вдруг она показалась мне старой и прохудившейся, словно отжила свой век и требовала, чтобы ее оставили в покое. Как будто мне следовало давным-давно приобрести новую роскошную «Катрин», чтобы на ней можно было забрать мою дочь и ее друга. Купить лодку, совершенно непохожую на все мои старые.
