На рассвете я пробудилась от странного скребущего звука и в слабом свете из оконного проема увидела, как собака мечется во сне, будто ей снится погоня. Я не осмелилась протянуть руку и погладить ее жесткую шерсть.
Когда мы проснулись в следующий раз, в комнате было душно, и мы быстро вышли на улицу. Томас уже сидел на ступеньках, поджидая нас. Мне стало не по себе, потому что сегодня встречались он, я и собака, а не он, Анна и я. Я заменяю ему Анну? А может, играю ее роль? На эти сомнения у меня не было ответа.
Томас занимался серфингом и каждый день отправлялся на поиски самых высоких волн. Наблюдая из окна его большого черного автомобиля, как один красивый пляж сменяет другой, я представляла себе карты, которые висели в комнате Анны всю зиму. Со временем все зеленые и фиолетовые линии, отмечавшие наши маршруты, выцвели и исчезли в безбрежном синем море. Только линии цвета морской волны продолжали сиять так же ярко, как сейчас сверкала передо мною вода. Зимними холодными вечерами мы мечтали о странствиях по самым далеким странам. Наш путь не заканчивался ни во Франции, ни в Испании. Мы собирались дальше на юг, в Африку, ради этого мы работали как проклятые в скучном ночном кафе возле площади Норра Банторгет.
Прошло несколько недель после отъезда Анны. Каждый день новые берега, новые ветра. Мир превращался в одно беспредельное море и нескончаемое побережье, но странным образом этого было достаточно. Собака привыкла ко мне и смотрела на меня, когда я провожала взглядом красную доску Томаса, тонущую в объятиях Атлантики. А потом мы обе проваливались в душный сон, устав от солнца и ожидания. Собака ждала только своего хозяина, а я… Иногда мне казалось, что я жду Анну. Не ее возвращения, а чего-то связанного с ней. Она удерживала меня, даже когда ее не было рядом. Я существовала в ее тени, превратилась в ее призрак, перестав быть самой собой. Я была далеко от дома, почти каждый день проводила с мужчиной, который хотел, чтобы рядом оказалась Анна. И уже не понимала, кто я на самом деле.
А потом была ночь, когда приехал Томас. До этого мы не позволяли себе никаких объятий, разве что целовались по-дружески в щечку на французский манер. Я спала, а собака, казалось, не слышала шагов по коридору, пока из-за двери не раздалось жесткое «место!». И когда он ворвался в комнату, собака не стала меня защищать.
На следующий день мы с Томасом и собакой уехали далеко в горы, туда, где прежде не бывали. Он извинился за то, что не показывал мне ничего, кроме пляжей и баров. Мы молча сидели в машине, и я старалась не думать о случившемся. Я смотрела на его руки, лежавшие на руле. Правое запястье обвивали три сине-зеленых дельфина — татуировка в виде браслета. У одного из них была выемка на носу — наверное, игла с краской соскользнула в этом месте. Я посмотрела на свои руки. Ледяные пальцы болели, а внутри меня была полная пустота. Отвернувшись, я смотрела в окно на бесконечные поля, зеленые горы и коров с бубенчиками. Разве в Пиренеях могут быть коровы без бубенчиков?
