— Не очень-то ты стремишься меня видеть! — буркнул он.
— Хочешь кофе? — улыбнулась она.
Они пошли в кафе.
— Таня, я люблю тебя!
— Я тебя тоже люблю, — она была так же равнодушна.
— Ты всех любишь! — Он опять скатился в идиотские обиды трёхлетнего малыша.
— Далеко не всех! — рассмеялась она. — Только очень некоторых.
— Таких, как тот мужик?
— Таких, как тот мужик, — согласилась с ним его Танька Мальцева.
Она вовсе не хотела его злить. Ни сейчас, ни тогда, когда целовалась с кем-то на балконе. Это просто было её естественным состоянием. Она и правда не понимала, в чём виновата. А ещё она не понимала, в чём он-то, Семён Панин, может её, Татьяну Мальцеву, обвинять. Ни тогда не понимала, ни — тем более! — сейчас. Такой у Мальцевой был дефект, если угодно. Она и правда совершенно искренне не понимала, почему мужчины такие странные. Вот взять, к примеру, цветы. Роза не нервничает, если тебе нравятся ещё и маргаритки. И не уколет тебя специально шипом. Маргариткам плевать, что ты без ума ещё и от хризантем, и они, маргаритки, не будут гневно посыпать тебя пыльцой за твоё хризантемное безумие. Цветы, возможно, и борются за место под солнцем. Но само солнце они любят, не ревнуя его друг к другу. Не до ревностей, быть бы фотосинтезу.
Панин ненавидел себя за дальнейший диалог. За то, что он наговорил. И за то, что он сделал. Ненавидел все годы.
— Ты что, просто спала со мной в Карпатах? Это ничего не значило?
— Я спала с тобой не просто, а с удовольствием. Значило, Сёма. Это очень много для меня значило.
— И что это для тебя значило?!
— Прекрасно проведённое время. А для тебя это значило что-то другое? И что может значить больше прекрасного во всех его проявлениях?
— Дрянь! Какая же ты дрянь!
— Панин, у тебя беременная жена. Я думала, ты хочешь просто развлечься, просто отдохнуть.
— Не лги! Ничего ты такого не думала!.. А как же те слова, что ты мне шептала по ночам, говорила по ночам, орала по ночам?
— Чего только ночами ни нашепчешь, ни наговоришь, ни наорёшь… — саркастически усмехнулась она.
Панин вскочил и дал Таньке пощёчину. И пошёл к выходу. Даже не расплатился. Не до таких мелочей, как счёт, когда такие страсти.
— Варе привет передавай! — крикнула ему вслед Мальцева.
Много позже он узнал, что у неё тогда с собой не было денег. И ей пришлось просить бармена разрешить позвонить. И долго вызванивать того самого мужика. Чтобы он приехал за ней. Потому что у неё нет денег, и кровоподтёк на щеке, и вообще глаза красные и морда опухла. От слёз.
