— А ты по-другому думаешь?
— Боже, боже мой! Не может быть! Что, если Михайлыч…
Она имела в виду Сентюрина. Самоваров молчал. Пусть сама соображает — дама неглупая.
Выдержав паузу, Самоваров снова спросил в лоб:
— Ты кому-нибудь рассказывала об этих дурацких ленинских бриллиантах? Анна Венедиктовна утверждает, что делилась с тобой всякими интригующими сведениями.
Ольга возмущённо колыхнулась, замахала руками:
— Что ты хочешь этим сказать? Что я?.. Что за мысли?..
Самоваров терпеливо разъяснил:
— Я не говорю, что это ты Ленина покалечила. Но ты могла без всякого злого умысла кому-то рассказать историю про Гормана и Пундырева, и этому кому-то пришла в голову мысль проверить реальность романтической легенды. А? Или — что хуже — кто-то рассказал кому-то третьему, и проверять это пошёл третий. Или четвёртый. Соображаешь?
Ольга мерно моргала, думала, после покачала головой:
— Да разве я знала, что может такое случиться? Да мало ли кому я сказала? Мужу, сыновьям, подруге! В Петербурге на симпозиуме по теории экспозиции рассказывала кому-то — ведь забавная же история! И что ты меня только вспоминать заставляешь? Анна Венедиктовна и сама — болтушка несусветная.
— Согласен, — кивнул Самоваров. — Болтушка. Но эту именно историю она направо и налево не рассказывала. Подзабыла даже про неё. А вот когда ты про архивы Лукирича её пытала, вспомнила и выложила.
— Думаешь, мне только? Может, и другим? — сопротивлялась Ольга.
— А есть там такая Капочка, она не даст соврать.
Ольга Капочку знала, возражать не стала, но попыталась откреститься от неприятного дела:
— Всё-таки Лукирич могла какого-нибудь красавца этой историей позабавить, я уверена.
— А письма? — парировал Самоваров. — Письма Пундырева, где все расписывается? Ты хотела их опубликовать, а старуха не дала. Ведь именно их-то и украли вместе с бриллиантовыми брошками! Ты ведь знала про письма? Может, читала их даже?
Ольга сидела с каменной физиономией, по которой Самоваров понял, что задел её за живое, что она всё поняла, возможно, что-то вспомнила, но ни слова ему не скажет. Он и не стал больше её мучить, посоветовал только:
— Подумай сама. И побереги её, эту неразумную болтушку. Видишь, какая гадость теперь заварилась. Последи, подстрахуй, поторчи у неё дома, что ли.
— А ты? — безразличным голосом спросила Ольга.
— Что я? Я постараюсь милиции втолковать, что не надо искать небритых алкашей. Тут работал кто-то поумнее и покультурнее. Впрочем, надежды на успех мало. Да и некогда мне. Мне выставку на Корсику надо отправлять.
