— Ты устал с дороги, сынок… Иди поужинай и поспи. Завтра поговорим.
Вместе они вышли и направились ко второй юрте, где на дворе стоял казан, охваченный снизу пламенем, и пахло варёной бараниной. Жена Кията, тридцатилетняя дородная иомудка Тувак, зардевшись, поздоровалась с гостем и принялась прикрикивать на старуху-служанку:
— Поторапливайся, Бике… Разве не видишь — молодой хан с дороги?!
— Торопимся, ханым… Да только как нам стать горячее огня? Ради гостя я готова сама под котлом огнём стать.
— Как провели время в Тифлисе, ханым? — спросил приличия ради Якши-Мамед.
— Хорошо, можно сказать, — охотно ответила Тувак. — У генерала в гостях были, у других разных русских. А больше около сыночка Караша. Вий, беда мне с ним! — радостно призналась она. — Совсем по-туркменски говорить разучился. Мы с ханом боимся, как бы совсем наш язык не забыл.
После сытного ужина спалось молодому хану тяжко. Утром вместе с отцом свершили намаз. Навестили ишана Мамед-Тагана-кази. Располневший и благообразный, он принял их в своей келье, поставил фарфоровый чайник и вазу с белыми мучными конфетами.
Якши-Мамед не сомневался, что разговор будет неприятным. Хозяева «ощупывали» его, словно голодные коты зачумлённую мышь: съесть бы её побыстрей, да как бы не отравиться. Мамед-Таган-кази первым, поборов нерешительность, «надавил на хрупкие косточки этой мыши».
— Десять лет сидели каджары смирно, словно привязанные псы, только облизывались, глядя на нас, а теперь вот опять… Говорят, восьмитысячный отряд Мирзы Максютли бесчинствует в Кара-Кала…
— Вини гургенцев, ишан, — отозвался Кият. — Это они пустили армию шахского детёныша к гокленам. Если своими силами не могли остановить каджаров, почему атрекцев на помощь не позвали? Якши-Мамед вот, слава аллаху, жив-здоров, постоял бы за своих!
Сын опустил глаза, и Кият-хан окинул его презрительным взглядом:
— Или тебе некогда такими пустяками заниматься? Девушкой занят?
— Кого сватает? — спросил простодушно ишан.
— Дочь Назар-Мергена приглядел, — ответил Кият.
— Ва алла! — воскликнул испуганно ишан. — Ты шутишь, Кият-ага?
— Не до шуток теперь… И не шутки ради хочу сказать: пока не поздно, Якши-Мамед, порви с ним всякие связи. Невесту мы тебе другую нашли!
Якши-Мамед нахмурился, лицо залилось краской негодования. Дитя свободных пустынь, он не выносил никакого насилия, даже деспотических приказов собственного отца.
— Не надо мне другой!
— Как так — не надо? — изумлённо посмотрел на него Кият. Видно, старику и в голову никогда не приходило, что сын может ослушаться!
