— Ты же знаешь, что это бред. Я просто задала ей вопрос…
— Ты права. Совершенно права. Но твоя мать — очень гордая женщина, и теперь она убедила себя в том, что ты ее оскорбила и намеренно повела себя жестоко. И я знаю — поверь мне, я знаю, — что ее вчерашняя выходка возмутительна. Но хотя я и пытался объяснить ей это, она не слышит меня.
Я напряглась:
— Что ты имеешь в виду?
Он забарабанил пальцами по столу, и было видно, что ему не хочется говорить.
— Продолжай, папа…
— Я сказал ей, что не хочу быть передаточным звеном… что если она собирается исполнить свою угрозу, то должна сама сказать тебе об этом…
— Что за угроза?
— …но она твердо стояла на своем… мол, если я не передам ее слова, она просто ничего не станет объяснять…
— Объяснять что?
Он закрыл лицо ладонью:
— Что она отказывается разговаривать с тобой, пока ты не извинишься.
Я в ужасе уставилась на него:
— Она, наверное, шутит.
— Думаю, что как раз сейчас она серьезна, как никогда. Впрочем, это она сказала утром. Всю ночь она почти не сомкнула глаз, и мне хочется верить, что ее угрозы — это всего лишь чрезмерная реакция на семейную ссору, которая зашла слишком далеко. Так что давай подождем денек-другой…
— Папа, я извиняться не собираюсь. Так ей и передай: не может быть и речи о том, чтобы я просила у нее прощения.
— Я больше не хочу быть курьером.
— Но ты же согласился сделать это для нее… так что теперь сделай для меня. Хотя бы эту малость ты мне должен.
Отец отвернулся. Мне тут же стало стыдно.
— Извини, — сказала я. — Я не то имела в виду.
— Я правильно тебя понял, и я этого заслуживаю.
— Ты уйдешь от нее?
Он пожал плечами.
— Как ее зовут? — спросила я.
— Кого?
— Ту женщину, с которой я тебя видела в Бостоне…
Теперь уже отец был в шоке.
— Ты видела меня с…
— С женщиной лет тридцати, с длинными темными волосами, очень изящной, очень симпатичной, она говорила с тобой после митинга, стояла очень близко, а потом взяла тебя за руку. Я как раз заходила в зал, где должна была состояться пресс-конференция. Ты не видел меня. Так что я оказалась невольным свидетелем этой сцены.
— О, черт… — полушепотом выругался он.
— Так как ее зовут?
— Молли… Молли Стивенсон. Она член литературного общества Гарварда. Регулярно пишет для «Нейшн».
— Ну, я и не думала, что ты станешь изменять маме с парикмахершей. У вас с ней серьезно?
— Было… какое-то время.
— А сейчас?
— Я положил конец этим отношениям. Хотя и с неохотой.
— Ты любил ее?
Он посмотрел мне в глаза:
