Розы на снегу | страница 53
— А как пытать бы стали? — спросил сын.
Отец подумал, положил ладонь на плечо сына и сказал:
— Человек и в жизни и в смерти должен оставаться человеком. Понял? Тебя пытают, а ты помни: пришел твой смертный час. И встретить его надо по-нашему. Ведь коли не выдержишь, все равно убьют. Так лучше уж выдержать, сынок. Такой он, наш советский закон…
Галина, слышавшая этот разговор, после колола себе руки, испытывала: выдержит ли, если начнут пытать?
Прошла зима в ожидании беды. Прошла весна. И лето прошло. Все жители Попковой Горы уже имели при себе удостоверения, что такой-то и такой-то является «восточным человеком». И внизу, там, где распростер на печати крылья одноглавый орел со свастикой в когтях, чернело пятно — отпечаток пальца «восточного человека».
Когда октябрь позолотил леса, беда ввалилась на двор Ильиных.
Отец уехал, как и всегда, на мельницу. А вскоре на улице протарахтел и умолк дизель военного грузовика. Загрохотали по половицам сапоги гитлеровцев. Полетели на пол подушки, сенники.
— Где есть хозяин? В лесу? Партизан?
— Уехал он, — стараясь казаться спокойной, говорила Екатерина Васильевна. — По делам уехал. Были бы пораньше, еще бы застали.
— Гут. Мы не торопиться.
Улучив секундочку, Екатерина Васильевна сказала Валентину:
— Беги, сыночек. Предупреди отца. Ты ему только покажись. Он поймет.
И Валентин задами кинулся к отцу. Бежал, пока в боку не закололо. А закололо — все одно бежал. Примчался, а на мельнице полно людей в ненавистных мундирах. Покрутился. Увидел отца.
И отец его увидел. Понял, что беда с ним случилась, и попросил мельника:
— Помоги уйти сыну…
— Ладно, Ильич…
А солдаты уже шарили по возам, придирчиво разглядывали удостоверения.
— Ты есть кто? — спросили у Ильина.
— Зерно вот привез.
— Где?
— Да вон, на возу.
— О, совсем богатый хозяин. Столько зерна!
— Поработал, вот и богатый…
— Это мы проверим! Бандит, партизан!
Удар в челюсть свалил Ильина наземь. Сомнений не оставалось: искали его. Других не били.
— Вези домой. Шнеллер!
Пока ехали назад, Алексея Ильича принимались бить несколько раз. Он так и появился в родном доме с окровавленным лицом. Поставили к стене.
— Отвечай! Чей есть хлеб? Кому вез?
— Мой хлеб…
Его опять били. А он молчал. И не проронил ни стона. Потом Алексея Ильича выволокли во двор, бросили в телегу. Сюда же привели старосту и Федора Карнышова. Всех повезли в Сланцы. Екатерине Васильевне приказали:
— Сидеть. Не отлучаться.
В доме Ильиных в ту ночь не спали. Лишь временами Галина, устав плакать, впадала в забытье. Прокричали первые петухи. Девочка очнулась, услышав материнский крик: