Когда я только собиралась на прогулочную палубу, то думала просто немного пройтись, растрясти плотный ужин, чтобы как-то компенсировать пропущенную утреннюю пробежку, мои дежурные четыре мили. Но я не двигалась, держась за перила ограждения палубы, и кожей чувствовала упругие прикосновения ветра. Мысли путались и цеплялись одна за другую.
Как ни странно, сначала я подумала отнюдь не о Сэме. Сначала передо мной возник образ отца. Не того условного отца, которого я не видела уже много лет, а молодого, которого я обожала в детстве. У него были волнистые темные волосы, как у Сэма, хотя он не обладал ни его представительностью, ни ростом. Я тогда представляла отца самым прекрасным человеком на земле, волшебником, который носил меня на руках, и я чувствовала себя принцессой. Он был фармацевтом, работал в аптеке неподалеку от нашего дома в Нью-Рошели. Но приготовление лекарств не было его единственным талантом. Он прекрасно пел, танцевал лучше, чем Фред Астер, остроумно шутил. По крайней мере я в этом не сомневалась. К сожалению, среди множества его талантов затесался и талант обаять женщин, которые не были его женами. Я могла бы смириться с этим, не брось он нас, не уйди он в дом к этой рыжей лахудре, не стань он отцом еще одной девчушки, которую он тоже называл своей дочерью, носил на руках, пел с ней, танцевал и баловал как принцессу. Если бы…
«Да прекрати ты в конце концов, — одернула я себя, как всегда в тех случаях, когда внутри закипала боль и обида. — Что было — то сплыло. И надо жить сегодняшним днем».
Сглотнув подкативший к горлу комок, я стала пристально всматриваться в бурлящие подо мной голубоватые массы воды, которую перемешивали лопасти корабельных винтов, неутомимо продвигая нас к Карибским островам. Я не могла оторвать глаз от океана. Он завораживал, как гудящий огонь в камине. Теперь я позволила себе подумать о Сэме, представить его лицо, вспомнить его походку, его слова, вспомнить, о чем он говорил и о чем он умолчал. Я позволила себе безнадежную глупость и сентиментальность, спрашивая себя, понравилась ли я ему, нашел ли он меня интересной, привлекательной или симпатичной, сложилось ли у него вообще какое-то представление обо мне. Закрыв глаза, я попыталась обрисовать его себе, как иногда делают женщины, заинтригованные мужчиной, о котором им ничего не известно. Я придумала ему отца и мать, братьев и сестер, подружку из колледжа, бывшую жену, может, двух. А потом я придумала ему себя. Я действительно увидела нас вместе уже после окончания круиза, позволила себе поверить, что любовь — это не иллюзия, что мужчины могут быть верными и честными, что счастье возможно, даже для меня.
