— Что это? — спросила я.
— Прощание Бругумы с Гесером,— ответил Ванчок.— Перевести? Отец спел ее на ладакском языке:
О, мой умный царь!
Когда ты уходишь в верхнюю страну богов
И видишь всех фей небес,
Тогда не забывай свою жену из земли людей!..
— Хотите послушать мелодию, что звучит во время стрельбы из луков?
Теперь запел Ванчок. Мелодия дрожала, как натянутая до отказа тетива, затем начинала гудеть, как выпущенная из лука стрела, преодолевающая сопротивление воздуха. Этот неровный ритм нес в себе удивительное очарование. Казалось, из самой музыки рождался образ лучника, пускающего в цель стрелу. Над лучником трепетало пламенеющее рассветное небо. Мелодия вызвала у меня в памяти картину Рериха «Гесер-хан». Она точно легла на мелодию, слилась с ней в единое целое. Мне всегда казалось, что в картинах Рериха есть своя музыка, но я не предполагала, что великий художник сумел перенести на полотно конкретную мелодию, выразив ее цветом и линией. Это потрясло меня. Теперь я почти не слышала веселую, победную мелодию, отмечавшую доблесть меткого стрелка.
Потом я бывала у Колонов не раз. Приходил Ванчок, и мы отправлялись в старинный замок на окраине деревни Ченспа. Замок был густо населен чадами и домочадцами, и его просторные помещения с трудом вмещали их. Семья разрасталась, и всех надо было кормить и учить. Феодал Колон, владелец двадцати пяти акров земли, вынужден был искать дополнительный доход. Он занялся обслуживанием туристов. Недалеко от замка он построил двухэтажный отель и постепенно из феодала стал превращаться в бизнесмена. В того особого ладакского бизнесмена, у которого был и родовой замок, коллекция оружия, которым его предки защищали Ладак, сундуки со старинной одеждой, открывавшиеся по праздникам, и, наконец, собственный храм в замковой башне.
В храме на полке застекленного шкафа лежала завернутая в красный шелк рукопись ладакской версии о Гесере и стояла скульптурка бога войны с цветными флагами на круглой шапке, похожей на тюрбан.
Зимними вечерами многочисленное семейство Колонов собиралось в просторной кухне, которая являлась центром общественной активности любой семьи в Ладаке. Горел яркий огонь в печи, сверкал медной чеканкой до блеска начищенный знак «Норбу Римпоче» — «Сокровища мира», одна за другой звучали баллады о Гесере. И казалось, огонь домашнего очага растет, поднимаясь вверх, и заливает багровым отсветом небо над снежными вершинами. И на этом небе возникает фигура всадника, натянувшего тугой старинный лук...
