Некоторые могилы использовались несколько раз — такие многоразовые ямы. Родственники, рискуя жизнью, выбирались в больницу, находили своих, получали справку о смерти и опять же, рискуя жизнью, выкапывали трупы и хоронили их, как положено, в саванах, на нормальном городском кладбище. Потом в тех же могилах хоронили других людей. Всего, по предположениям медперсонала больницы, на ее территории было захоронено более четырехсот человек, абсолютное большинство — гражданские лица.
За семьей Хакмата еще никто не пришел.
Я один сижу на теплой земле и никак не могу привыкнуть к мысли, что войны больше нет и можно просто так сидеть на земле и наслаждаться тем, что можешь вдыхать светлый весенний воздух и думать о простых и понятных вещах: о том, как вернешься домой, обнимешь жену и сына и нальешь коту молока.
Я не знаю, где жили Хакмат, его жена и их семеро детей. Я не знаю, какой у них был дом, кем был Хакмат по профессии, кем был его старший сын Райд и в какой школе учились Азиз — 18 лет (здесь и далее — по могильным табличкам), Усам — 15, Роа — 13 и Лава — 9 лет. Я не знаю, в какие игры они играли дома и какие любимые игрушки были у Имана — 5 лет и Ланы — 2 года. Я не знаю, что они ели все вместе в пятницу (единственный выходной в Ираке) на завтрак, над чем смеялись и о чем пели дома. Я не знаю, была ли у них кошка и кто наливал ей в миску молока. Но ведь что-то у них было. Целый свой мир. Они же не существуют просто в моем сознании, как серые земляные холмики с табличками. Они же по правде жили и любили друг друга, плакали и смеялись, молчали и разговаривали. Я ничего этого не знаю и никогда не узнаю. Я только знаю, что их маленький семейный мир умер вместе с ними.
Я знаю, что их помимо воли принесли в жертву ради освобождения иракского народа от тирании и ради того, чтобы большая часть этого народа, уцелевшая после войны, могла сейчас безнаказанно грабить и уничтожать свою собственную культуру и историю на глазах у всего мира.
На дрожащих, подкашивающихся ногах 75-летний Абу Амар Джуад, с серой, как зола, головой, входит в хранилище редких и древних книг Национальной библиотеки Багдада. В хранилище темно. Кто-то просит его подождать, пока принесут свечку или фонарик.
«Мне не нужен свет, я и так почти ничего не вижу. Я знаю каждую книгу на ощупь. Я знаю, где они все лежат, мои дорогие», — тихой скороговоркой, похожей на причитание, говорит Абу Амар. Не дождавшись света, старый библиотекарь, который всю жизнь проработал здесь, исчезает в черном дверном проеме. Через несколько секунд оттуда доносится вопль. Кажется, что кричит раненный и умирающий человек. Рыдающий в голос Абу Амар появляется в дверном проеме. В дрожащих ладонях он несет пригоршни пепла, который серыми нитями струится у старика между пальцев.
