Но ничего в туристском проспекте не сказано о том, что удел баджао — недоедание, невежество и болезни. Что рис для них — роскошь. Что едят они только рыбу и овощи, что мяса не знают вообще.
Что нет для них школ и больниц. Что прожиточный минимум значительно ниже официального уровня бедности.
Баджао — несколько тысяч отверженных. Им нет места на суше. Кто даст им землю, чтобы возделывать ее? Кто снабдит средствами? А море, их единственный кормилец, с каждым годом становится скупее.
Некоторые баджао пытаются перейти к оседлости. В деревне Тугкалан, где насчитывается около ста. хижин, даже появилась маленькая школа, где детей учат счету и письму. На крохотном коралловом атолле, что остается незалитым в часы прилива, сделали спортплощадку. Но даже перешедшие к оседлости баджао ставят свайные «хоромы» в море: под полом бьется волна, у порога — суденышко с цветными парусами. Жизнь их крепко связана с морем. После ужина все мужское население оседлой деревни уходит за рыбой и, если повезет, возвращается с добычей к рассвету.
Вечереет. Небо быстро наливается синевой. Уже слабо различима зеленая бахрома пальм. В хижинах зажигают масляные светильники. Пора в море...
Архипелаг Сулу — Москва
Елизавета Сумленова
Мы работали тогда в горах Принца Чарлза на озере Радок. Место фантастическое. Гигантская впадина с крутыми склонами из гранита на западе и песчаника на востоке. Тектонический шов, провал в земной тверди, дно которого заполнено водой. Здесь, в глубине антарктического оазиса, среди хаоса каменных глыб, ничто не напоминало о могучем ледниковом покрове, со всех сторон окружавшем горный массив. Мы были, казалось, в каменном мешке.
Круглые сутки вокруг нас, задевая за соседние вершины, крутилось низкое полярное солнце. Даже в полночь можно было читать. Правда, четверо из нашей пятерки в это время спали. Лишь механик Борис, по прозвищу Железный Боб, страдавший бессонницей, наблюдал полуночную красоту.
Борис был фантазер и мечтатель, но это ничуть не мешало ему оставаться прекрасным механиком. В том, что нам удалось измерить глубину озера Радок, оказавшегося самым глубоким в Антарктиде — 346 метров, была немалая его заслуга. Лебедка, электростанция и прочее оборудование, которым мы пользовались, работали безотказно. А сам Борис, с виду щуплый, невысокий, обладал недюжинной силой и выносливостью. Он присоединился к нашей группе, прибывшей в Антарктиду на летнее время, после зимовки на Молодежной.
