Чувствуя интерес зала к рассказу, забываю о волнении. Вижу, как поражает моих слушателей то, что в Советском Союзе свыше миллиона врачей — больше, из расчета на тысячу жителей, чем в любой другой стране земного шара. Для никарагуанцев — а население страны два с половиной миллиона человек — это не только невообразимо большая цифра. Нехватка врачей в Никарагуа сегодня — больной вопрос. Врачей и прежде было мало. А после свержения диктатуры многие медики, наживавшие солидные капиталы, пользуя богатеев, и не гнушавшиеся последней кордобой (
Кордоба — денежная единица Никарагуа. (Примеч. ред.).
) бедного крестьянина, бежали вслед за Сомосой.
Услышав о том, что до революции на все миллионное население Киргизии было только полтора десятка врачей, студенты отзываются: «Еще хуже, чем у нас!» А узнав, что сейчас эта советская республика обеспечена врачами лучше, чем такая развитая страна, как Италия, уверенно заявляют: «Значит, и мы сможем!»
Альма Новия, представитель организации Сандинистская молодежь «19 июля», заботливо опекающая нас с первых минут пребывания в стране, ободряюще улыбается.
Пользуясь тем, что внимание всех приковано к экрану, оглядываю помещение. Этот дом служил прежде для развлечений ближайшего окружения Сомосы. Одна стена зала снизу доверху из дымчатого стекла. Такой же дымчато-стеклянный свод потолка проглядывает через переплетение балок из темного дерева. Эти стекла гасят дневной свет, и в зале полумрак даже при самом ярком солнце. За стеклами аккуратно подстриженная зелень деревьев, бассейн с голубой водой, покрытые бархатной травой поля для игры в гольф. Продолжая говорить, я подхожу к стене: меня привлекает ряд белых точек. Оказывается, это кнопки. Под ними сохранились надписи: «официант», «повар», «швейцар»... Бывший сервис бывших господ...
Вернувшись к экрану, продолжаю рассказывать о новых методах борьбы с болезнями сердца, недавно разработанных советскими врачами, о самом большом в Европе онкологическом центре в Москве, построенном на деньги, заработанные добровольным трудом на всенародных субботниках. Рассказываю о пересадках почек, о применении лазеров для восстановления зрения, о лечении в барокамерах... Вдруг замечаю перемену в зале. Все по-прежнему смотрят на меня внимательно, но как-то напряженно-недоверчиво. Перестали записывать. Бородач в очках вытянул руку, спрашивает:
— Что это за камеры, о которых вы говорите?
Увлекшись лекцией, я не подумал, что многое, привычное для нас, вовсе не знакомо этим ребятам, еще не отвыкшим от тяжести автоматов и базук. Начинаю снова, подробно объясняя детали, и осторожно двигаюсь дальше. По замечаниям, которыми обмениваются ребята, по глазам, в которых виден восторг, смешанный с толикой сомнения, я вижу, что для них мой рассказ похож на репортаж из будущего...
