— Пошли теперь меня, Матвей,— горячо заговорил Амирхан Садыков.— Правда, я не местный, но ведь бывший красноармеец, выучка у меня военная.
— Мои ребята тоже не гражданские,— возразил Матвей.
— Может, гонец попал в руки бандитов,— сказал Перепелкин.
— Вот,— подхватил Амирхан,— русские, значит, уже пострадали за наши беды. Теперь моя очередь, теперь должен идти я.
— Можно мне, командир? — неуверенно заговорил Курбанов.
— Надо в другую сторону идти, где не побывали еще собаки Мурзали-хана.
— Ты уж немолод, Курбанов,— сказал Ковалев,— и ты нужен здесь. Мы, землеустроители, знаем местность лучше, чем кто-либо, поэтому надо идти кому-то из нас, мне, например. Да, уверен, лучше всего отправиться за подмогой мне. Амирхан командует призывниками, ему нельзя, а меня заменит Перепелкин.
— А почему не я? — спросил Перепелкин.— Я разве хуже знаю окрестности?
— Хватит спорить,— сказал Матвей. Он встал и прошел под навесом склада, поглядел в ту сторону, откуда призывал их сдаться басмач с белым флагом.
— Никто никуда не пойдет,— сказал Матвей, четко отделяя слова друг от друга.— Нас слишком мало, чтобы распылять силы. Не думаю, что мой гонец не дошел. Помощи нет потому, что ему пришлось идти дольше, чем мы рассчитывали. Но в руки басмачей он не попал.
— Почему ты считаешь, что басмачи не захватили твоего человека? — спросил Перепелкин.
— Очень просто. Скажи, Курбанов, если б Мурзали захватил моего посланца, что бы он сделал?
— Отрезал бы голову и показал нам.
— Слыхали? Это точно. Мурзали ни за что б не отказался от такого представления.
— Матвей прав,— вмешался Ковалев.— Я ведь неплохо знаю этот сброд Давно работаю в Средней Азии, всякого насмотрелся. И от жажды едва ж подох в казахстанских степях, и едва головы не лишился в плену у Джануид бека.
Солнце палило в этот день вовсе по-летнему. Под стать ему обдавали смертным жаром и беспрерывные атаки басмачей. После объявления защитника кооператива ультиматума хан Мурзал ждал два часа, потом начал атаку конной лавой.
«Пулемет бы,— с тоскою думал Матвей,— какой-нибудь лядащенький пулеметик...»
И басмачи знали о том, что не встретят кинжальных очередей «максима»; они налетали со всех сторон, с бешеными криками носились мимо разрушенного уже местами глиняного дувала, вставая в стремена, старались стрелять сверху, чтобы поразить лежащих за укрытием бойцов.
И были жертвы. Получил пулю в сердце пограничник Шириханов. Мучился с раной в животе призывник Умарходжаев. Басмач стрелял из английского винчестера страшной пулей «дум-дум», она разворотила внутренности парню, и парень оставался в живых лишь чудом, все просил пить.
