— Толян, у меня два месяца отпуска. Я хочу приехать к тебе. Съездим на могилы родителей, дедов и бабок проведаем в их вечных приютах…
— Погоди, Егор! — Толян не скрывал радости от звонка брата, которого не видел уже лет пять. — У меня к тебе другое предложение. У тебя плавки есть?
— Какие плавки? — удивился Седой. Он уже и слово такое позабыл.
— Плавки, чтобы плавать! В море! — терпеливо объяснил брат. — У меня две путёвки в санаторий «Металлург» в Сочи, а моей Валентине отпуск не дают. Заезд через пять дней — у тебя будет время подготовиться. Я приеду к тебе на поезде, потому что у нас билетов в Сочи не достать, а от тебя махнём на машине. Там же недалеко, вроде? Согласен, братишка?
— Ух ты! Заманчиво, блин! Я хоть на людей посмотрю, а то одичал в горах да в лесах! Конечно, согласен, Толян! Что за вопрос?! Давай, готовлюсь к морю, брат!
Утром он поехал на рынок и купил всё, необходимое для морского отдыха. После этого загнал своего «Скорпиончика» на техобслуживание, и, договорившись со знакомыми мастерами, чтоб проверили все узлы и агрегаты машины, со спокойной совестью поехал домой на такси.
По пути Седой решил заехать в знакомый уже много лет пивной бар, где по привычке собирались разведчики. Его в шутку и называли «У Егора».
Он не ошибся — вся развесёлая толпа разведчиков была там. Сдвинув вместе три стола, разведчики гуляли так же, как и воевали — от души. Это у них называлось «до первого убитого»… То есть, как только кто-то падал «лицом в салат» или со стула, загул считался законченным.
Увидев командира, разведчики обрадовались, задвигали стульями, высвобождая место. Выпили. Но за весельем, льющимся рекой, Седой увидел в глазах каждого тоску, затаившуюся в уголках, под веками.
Седой встал. Разведчики разом замолчали…
— Дорогие мои братишки! С некоторыми из вас мы вместе ещё с первой войны, некоторые пришли уже во вторую. Но это не важно! Важно то, что мы вместе — в горе и в радости, на войне и за этим столом. В госпитале я написал стихи. Они, конечно, корявые, не обессудьте… Послушайте:
Мы приходили пропахшие потом,
Запахом смерти, тротила, свинца…
Мы нашу войну называли работой,
И этой работе не видно конца…
Семьи ломались, и дети-сироты
Нас забывали, не видя годами.
Обрушив на нас об Отчизне заботу,
Власть предержащие нас предавали!
Шарик земной своей кровью обмыли —
