У Василия Викторовича вдруг в голосе появились жесткие ударные нотки волнения, и это нужно было понимать так: то, о чем он только начал говорить, было спрятано до сих пор глубоко внутри — он не хотел бередить душу, но, невольно наткнувшись в беседе на мины, с которыми у него особые счеты, его прорвало, разозлило.
— С минами случилось потом. Сначала нас перехватила вражеская авиация,— вспоминает Василий Викторович. — Мы находились в узкости, шли тихо, а бомбардировщик появился из-за берега, повис над нами и сбросил три бомбы. Одна упала с левого борта, другая — с правого, а третья — за кормой. Взрывы были настолько мощными, что всех нас, стоявших на верхней палубе, сдуло, выбросило за борт. Корабль подбросило на такую высоту, что, когда он приводнился, палуба оказалась разорванной от борта до борта... Это я потом узнал... Матросы бросили нам концы, вытащили нас из воды. До сих пор помню: когда летел — одна мысль, не удариться бы головой о торпедный аппарат или шлюпбалки... Стали проворачивать винты, к счастью, вал оказался неповрежденным. Залечили нас в Таллине. Прошили палубу, приварили по три рельса с каждого борта... Бои уже шли на окраине города. Получили приказ выйти первым эшелоном в Кронштадт. Мы ушли двадцать шестого августа, а основные силы Балтийского флота готовились выйти через сутки после нас.
Помню, на рассвете было штилевое море, но нас огорчала эта хорошая видимость: мы с тревогой смотрели на прекрасное безоблачное небо. Шли кильватерной колонной — тральщики, сторожевики и очень много транспортных судов. Но беда пришла не с неба: приблизительно в ста милях от острова Гогланд идущие впереди два тральщика подорвались на мине. Нет, сначала мины разорвались в тралах... Наш миноносец подошел на помощь, и тут очередная мина грохнула у кормы нашего корабля. А в румпельном отделении, как сейчас помню, находился боевой пост Николая Гаврилова, турбиниста, старшины первой статьи... От сильного взрыва вода стала поступать в кормовой отсек, который был наглухо задраен, а люк соседнего отсека отдраивать нельзя было, вода затопила бы его, что грозило гибелью кораблю. Но если даже Гаврилов решился бы на это, вышел бы в неповрежденный отсек, он не смог обратно задраить люк — от удара покоробило переборку... Николай Гаврилов передавал на мостик... Его голос до сих пор у меня в ушах звенит. «Обеспечиваю работу рулевой машины, произвел профилактические работы... Вода на уровне коленей... груди... — И вслед мы услышали его захлебывающийся голос: — Прощайте, друзья! Отомстите за меня».
