Зимние сказки
Вечером мы с дядей загоняли овец в загон и садились у очага. Не спеша вытащив из шелкового кисета халцедоновую табакерку с затейливой вязью на боках, он доставал серебряной лопаточкой щепоть нюхательного табака, насыпал между большим и указательным пальцами и, глубоко втянув в нос, начинал сказку. Не было ни одной ночи без сказки. У нас говорят: «Кто услышит много сказок, у того будет полная жизнь». Сколько же сказок было у дяди в запасе! О Джангаре, который уничтожил пятнадцатиглавого дракона. О хитроумном бродяге, который ходил по кочевкам-хотонам и рассказывал веселые небылицы, которых у него было семьдесят. О пещере на горе Цаган-Хайрхая: в ней когда-то поселился монах-отшельник. После его смерти ходили слухи, что в пещере опять кто-то живет. Однажды зимой люди увидели на снегу следы босой человеческой ступни, которые вели к пещере. Никто не мог сказать, чьи они, но все считали, что это следы снежного человека — хозяина горы Цаган-Хайрхан.
Глядя на тлеющие в очаге угли, я теснее прижимался к дяде...
Дядя говорил мне, что настоящий мужчина всегда встает с зарей. Чуть брезжил холодный зимний рассвет через верхнее отверстие, я быстро вскакивал и выбегал из юрты. У загона-хашана меня уже ждал дядя с отарой овец. И мы гнали скот к подножию горы Цаган-Хайрхан, которая мрачно вырисовывалась впереди в предрассветных сумерках.
Зимою в наших горах очень холодно. Резкий ветер с колючим снегом сбивает с ног. Иногда пурга длится несколько дней, закрывая серо-белой беснующейся пеленой пространство. Дороги не видно. Тогда мы с дядей загоняли стадо в затишье среди скал, разводили огонь. Овцы сбивались в кучу, согревая друг друга, мы же, грызя твердый кислый арул — катышки сушеного молока, попеременно грелись у костра: надо было следить за овцами, стеречь их от волков. Огоньки глаз, мелькавшие в ночи, и жуткий вой хищников наводили на меня страх. Так длилось порою по двое, а то и по трое суток.
Утихала пурга, и мы, измученные, голодные, но не побежденные стихией, возвращались домой.
«Вершину горы — толщина льда и снега давят, мужчину тяжесть лет давит», — говорят у нас в народе. Моего дядю давили его годы. Он прихрамывал на одну ногу, но делал любую тяжелую работу, так что мне, малышу, оставалось лишь сгонять разбежавшихся и отставших овец и коз да собирать аргал и хворост для костра.
Как-то, отыскивая разбредшийся скот, я оказался у самой пещеры хозяина Цаган-Хайрхана — снежного человека. Вспомнив рассказы дяди об обитателе этой пещеры, я с опаской, но и с любопытством заглянул внутрь. Пещера была пуста, земля покрыта толстым слоем овечьего помета, в углу белели кости. На стене виднелись какие-то надписи, местами стершиеся.
