Впрочем, догнать корсарский крейсер или фрегат тоже было не просто. Особенно после того, как Республика развернула на своей базе подготовку капитанов-флибустов. И организовала приемку награбленного.
В результате — Тортуга стала союзником республиканцев, нападая преимущественно на корабли Конфедерации.
Так начался тлеющий конфликт. Он разгорался с каждым годом и сейчас, когда Терри Флинн перешел на свой четвертый правящий срок, язва зудела со страшной силой, обещая раскрыться в любой момент.
Конфедерация оправилась от неудач и, теоретически, имела ощутимо больший потенциал, чем несчастная кучка республиканцев. Впрочем, единому судье-рефери удавалось сдерживать прямую войну, публикуя аналитические отчеты с пулеметной скоростью. Все-таки, межзвездная война была не выгодна Галактическому сообществу в целом.
Но нервы у конфедератов были уже на пределе и они вот-вот могли истерично воспротивиться авторитетному мнению землян.
Конфедерация агрессивно присоединила Криот, несмотря на тот факт, что он считался территорией нейтральной в виду уникальности запасов морского хрусталя. Водный рай находился в глубине расширившейся территории и давно мозолил глаза завоевателям.
Республиканцы, правда, тоже не остались в долгу и заключили пакт о совместной обороне с небольшим военизированным государством Пренея.
Пренея была обеспокоена криотской кампанией, поскольку следом шла ее очередь, как уникального владельца ионокадмия.
В обмен на защиту республиканского флота — пренейцы выделяли союзникам щедрые опционы редкого минерала, который и уходил в обмен на хрусталь.
Мир все еще сохранялся, балансируя на микроскопическом острие.
Если бы можно было составить перечень наиболее неприятных эмоций, которые только можно себе вообразить — в тройке лидеров, наверняка, окажется это мерзкое ощущение. Сохранявшееся весь сегодняшний день.
Вначале — режущий голос ревуна над шлюзом тюремной капсулы. Потом четверо раскормленных на тыловых харчах молодцов со всей дембельской грубостью выволокли арестанта на трап, где, стимулируя прикладами, погнали по узкой рифленой дорожке вдоль стройных рядов одиночных ячеек.
Сторр шагал исключительно с той скоростью, которою считал нужной. Он морщился, принимал по почкам очередную подачу, но упорно переставлял ноги ни милийотой быстрее.
Гордость? Ну, наверное, в первопричинах была именно она. Но в сознании горела обида. Причем — на себя тоже, в числе прочих.
С одной стороны не мог допустить, чтобы по желанию предавших его людей — он вдруг зашагал бы быстрее. С другой — каждый удар автовинтовкой был заслуженным наказанием за гибель роты.
