— Вполне его понимаю и искренне сочувствую! — отрезал непокорный внук. — Однако довольно ерунды, бабушка. Кто она?
— Ее зовут Кейт Фарли, и она единственная дочь моей крестницы, покойной Марии Фарли, урожденной Делакомб.
Леди Кейхилл вкратце ознакомила Джека с историей Кейт, насколько знала ее сама.
— Значит, она — леди, — произнес он, нахмурившись.
— Конечно.
— Да, но по ее поведению этого не скажешь.
— Я не заметила недостатка хороших манер, — возразила бабушка. — Характер, да. Так и сверкает в этих ее огромных синих глазищах…
— Не синих. А, пожалуй, серо-зеленых.
Пожилая леди подавила усмешку. Итак, он заметил цвет ее глаз?
— Как скажешь, — согласилась она. — Но пока я быстренько увозила ее черт знает куда, девчонка всего лишь сердито смотрела на меня — ни капли паники, полная невозмутимость.
— Что значит «быстренько увозила»? — брови Джека поползли вверх.
— О, не смотри на меня так, Джек. Это единственное, что можно было сделать. Ты же сам заметил, девочка находилась на краю голодной смерти. Она была в отчаянном положении. Круглая сирота — ни одного кровного родственника, к кому можно было бы обратиться, — да еще и без единого пенни в кармане, если я не ошибаюсь.
Джек нахмурился и, задумавшись, вытянул больную ногу.
— Я все еще не понимаю.
— Девочка достойна гораздо большего, чем ей позволяет ее упрямая глупая гордость. В этом она походит на своего проклятого отца. Семья хотела дать за Марией огромное приданое, когда она — единственный их ребенок — выходила замуж за Фарли, но пастор от всего отказался. Не хотел, видишь ли, чтобы подумали, будто он женится на ее деньгах. И посмотри, что вышло! Его собственная дочь одета в тряпье и едва не умирает с голоду! Тьфу! Не могу спокойно о нем говорить!
— А Кейт… э-э… мисс Фарли, бабушка, — напомнил Джек.
— Говорит, что не нуждается в моем милосердии, и не примет его ни от кого. И потом, у меня не было времени стоять и препираться с ней в ее убогой лачуге. Пришлось ее похитить.
— Пришлось, что?
Джек изумленно уставился на бабушку. Что и говорить — возмутительная пожилая леди. Его губы дернулись, и внезапно Джека прорвало; смех поднимался из самых его глубин. Он в изнеможении рухнул на кровать и хохотал до тех пор, пока не заболели бока.
Бабушка наблюдала за ним, крайне довольная. Это был первый лучик надежды, полученный ею от любимого внука с тех самых пор, как он ушел на войну. Назад вернулся молчаливый, циничный незнакомец со шрамами. И увидев теперь, как он безудержно смеется, она до конца осознала всю глубину своего страха — страха, что ее прежний Джек навсегда остался на той войне.
