— Объясни мне толком, в чем дело, расскажи, какая она в действительности, Советская Россия, — расспрашивал невестку отец Себальда старый Ян Рутгерс. — Я внимательно слежу по газетам за каждым сообщением об этой стране, ее травят и ненавидят, о ней не пишут ни одного хорошего слова. А ты говоришь, что Себальд предан ей телом и душой. Какая же она, эта Россия?
И Барта рассказывала.
Чуть подавшись вперед, Ян Рутгерс слушал, стараясь не проронить ни слова. Иногда останавливал, переспрашивал и снова слушал. Потом начинал мерить комнату большими шагами.
— Я понимаю Себальда. Великий социальный эксперимент проводят коммунисты, и они добьются своего. Я согласен с Себальдом.
И вдруг как гром среди ясного неба. Короткое сообщение в одной из буржуазных газет: «Третьего мая в Москве скончался известный голландский инженер С. Рутгерс». Ни объяснений, ни комментариев.
С невероятными трудностями Яну Рутгерсу через голландского посланника в Осло удалось послать телеграмму в Москву. Ответная телеграмма гласила: «Рутгерс был тяжело болен, теперь поправляется, находится в санатории». Адрес санатория был указан.
Что же случилось с Себальдом?
В марте его вызвали из Риги в Москву на Первый конгресс Коминтерна. Из Голландии никому не удалось приехать, и Себальду, хоть он и не имел мандата, предложили представлять на конгрессе Компартию Голландии. Кроме того, по мандату лиги он являлся делегатом от левой оппозиционной части Социалистической партии Америки.
Жестокая зима 19-го года длилась и длилась. Несмотря на конец марта, ледяной ветер гулял по заснеженным улицам Москвы. Незадолго до окончания конгресса, когда оставалось несколько дней до отъезда в Ригу, Себальд заболел. Вернувшись к себе в номер, он почувствован жестокую боль в боку и груди.
Утром Себальда нашли лежащим без сознания. — Двустороннее воспаление легких, положение очень тяжелое, — сказал врач. — Вести в больницу в таком состоянии нельзя.
Эти трудные дни голода, холода и блокады показали, что значит истинное товарищество. Днем и ночью сменялись дежурные у постели Себальда в комнате «Метрополя». День и ночь ждали наготове кислородные подушки. Две недели, пока Себальд лежал без сознания, друзья самоотверженно боролись за его жизнь.
Наконец он пришел в сознание. Непосредственная опасность миновала, но силы восстанавливались медленно, необходимо было усиленное питание. Себальд так и не узнал, откуда брались яйца, масло, молоко, которыми его кормили. К началу мая он был уже в таком состоянии, что его можно было отправить в санаторий.
