Я опускаюсь около Тиманчика на колени. Вытираю влажной тряпкой вспотевшее лицо, смачиваю губы. На этом, кажется, заканчиваются мои познания в медицине. Я еще могу предположить, что у больного воспаление легких и что очень важно не подвергать его влиянию разных температур.
Тиманчик дышит тяжело. Над левой бровью неровно бьется пульс. Пытаюсь напоить его сладкой водой, лью на губы тоненькой струйкой. Вода копится во рту, и слышно, как тугим комком хлюпает в горле. Потом я вижу, как медленно, трудно раскрываются тяжелые веки...
— Тиманчик, это я, ты знаешь меня?
Никакого впечатления. Он продолжает смотреть в пространство. Взгляд остается бессмысленным, и скоро веки вновь опускаются.
Я не знаю, что делать с Тиманчиком, но он должен жить! Видно, он долго не сдавался, пытаясь вырвать из рук смерти Степана, но болезнь пересилила...
Через три с лишним часа мы уже грузили больных в самолет. Нам предстоит посадка на Уде, немного выше устья Шевли, куда уже отправлен По-2 с горючим.
В последний раз я смотрю на тайгу, на могучие колонны лиственниц, вставших по берегам Удыгина. Еще суровее, еще грознее стала она к вечеру, точно добычу какую-то ценную вручили ей на сохранение, а она не укараулила, прозевала... Вот и стоит, не шелохнется.
Не долетая до устья Шевли, мы увидели струю густого дыма. Нас ждут. Садимся на заснеженную площадку, на ней уже оставил свой след По-2. Принимаем бензин, заправляемся и, не теряя ни минуты, уходим на Экимчан.
Там Степана забирает санитарный самолет и улетает с ним в Благовещенск. Санитарный автобус с Тиманчиком исчезает в темноте.
— Он должен жить! — бросает пилот в наступившую тишину свое последнее пожелание.
Вот и закончился трудный день. За далеким горизонтом гаснет солнце. Тени взбираются по западным отвесам гор, окутывают густым сумраком скальные останцы, купы темно-зеленых сосен, густого березняка...
Точно из-за угла, внезапно навалилась неодолимая усталость.
— Откель ты выпал, вьюнош?
Хозяин пил крепкого завара чай, процеживая меж пальцев длинную ухоженную бороду, и был похож на Льва Толстого и атамана-разбойника одновременно. На его голых по локоть руках синели якоря, звездочки, ромбы, резвились волоокие наяды... Старик с шумом отхлебывал из стакана, шевелил губами и недовольно морщился: чего-то не хватало. Он добавил в чай ложку сгущенного молока, ложку сгущенного какао, перемешал все это, отхлебнул, причмокнул. Вот теперь порядок! И тогда снова повторил свой вопрос:
