Время — это тоже «поле» этнографа, где музейные экспонаты и письменные сообщения являют собой как бы остановившиеся мгновения. «Оживить» эти мгновения и беспристрастно изучить их движения в «поле времени» — вот в чем первая и основная задача исторической этнографии.
Благодарна работа этнографа, приближающего людей к пониманию друг друга, чтобы предстоящие встречи дарили благородную и добрую радость узнавания. Весной ли, осенью, зимой или летом — в любое время года мои товарищи упаковывают походное снаряжение и отправляются в путь. Для этнографа воистину жизнь — это дорога.
Может быть, иногда им, уставшим от холода или едкого дымокура, чуть-чуть обидно, что они не у Черного моря. Однако, где бы ни были этнографы 17 июля, в день рождения своего замечательного предка, великого путешественника и гуманиста Н. Н. Миклухо-Маклая, — в степи, пустыне, тайге или на широких речных просторах России, — они отмечают свой день. День этнографа. По традиции в этот день у дальних костров память восстанавливает прожитое и пройденное, все то, что еще надо рассказать людям о них самих...
Фото В. Орлова
Водитель посигналил на прощанье, и его видавший виды трехосный ЗИЛ лихо запрыгал по рытвинам, оставшимся на месте засыпанных бомбовых воронок. Маскировочный тент, укрепленный на бамбуковых шестах над кабиной и кузовом, закачался из стороны в сторону, словно и машина дружески махала Нгуену на прощанье. Поймав себя на этой мысли, он невесело усмехнулся: просто даже здесь, в глубине освобожденной южновьетнамской провинции Куангчи, выезжая в рейс, водители и после установления мира предпочитали не снимать маскировку. А во время стоянок обязательно забрасывали на тент пальмовые ветви. Неровен час — прилетит «фаныок» — «фурункул» (1 Так в Южном Вьетнаме называют самолеты Ф-101, находящиеся на вооружении у сайгонской армии.). Кто знает, что у него на уме? Недаром же говорят: «Всегда остерегайся лошадиных копыт».
Машина скрылась в клубах красной пыли, и Нгуен огляделся. Солнце еще не село, но на дороге было оживленно. По обочине длинной вереницей бойко семенили женщины. Видимо, с рынка. Мягко пружинили у них на плечах коромысла, на которых покачивались плетеные корзины с рисом, утками, бананами, кокосовыми орехами. Женщин то и дело обгоняли велосипедисты. Они весело перезванивались, и спицы их машин сверкали в закатных лучах солнца.
Все это казалось Нгуену странным, почти нереальным. За долгие годы войны он свыкся с тем, что дорога оживала только с наступлением ночи. Ночью шли женщины на рынок, ночью отправлялись дети в школу, укрытую где-то под землей; и только ночью осторожно пробирались по дорогам колонны военных машин с потушенными фарами. Всходило солнце, и дорога вымирала. Вся жизнь перемещалась под покров джунглей, в пещеры, землянки...
