Начальник плавучей ремонтной мастерской Г. Нохрин: «...Мы два года не были дома. Работали в Читтагонге, потом нас сюда перебросили. Работы сверх меры. Мы израсходовали полтары тонны электродов. Говорит это вам о чем-нибудь?..»
Командир отделения минеров М. Караульных: «Задача нелегкая: часто теряем тралы — цепляемся за рифы. Приходишь в кубрик, засыпаешь как убитый. Ребят совсем не узнаю: смотришь, еле держится на ногах человек, но попробуй «посочувствовать» — так на тебя взглянет... Трудно привыкнуть, что ходим по боевому минному полю. Все время ждешь взрыва».
Мичман Г. Гороедский: «Да нет, мины, видимо, не так уж и страшны, если внимательно работать. Страшны здешние ветры...»
Вот что сказано о местных ветрах в лоции Красного моря: «...хамсин (по-арабски «пятьдесят» — столько дней в году беснуется этот знойный, сухой ветер) резко повышает температуру. Когда дует хамсин, люди задыхаются от зноя, мельчайшая пыль проникает в поры тела...». Еще опаснее самум — «страшный ураган, который местные жители называют «огненным ветром» или «дыханием смерти». Он зарождается в Сахаре, и поднимает массу песка. Но, даже долетев до Аравийской пустыни, самум не теряет своей буйной силы, а резкие перепады давления пагубно действуют на людей: вызывают головную боль, рвоту, иногда смерть.
Впрочем, нашим морякам относительно повезло. Хамсин дует в конце зимы — начале весны, а самум набрасывается в мае — июне, но даже и без знакомства с безжалостными «пятьюдесятью днями» и «дыханием смерти» козней климата хватило, чтобы запомнить его надолго. Ибо от поистине адова зноя (август — самый жаркий месяц) и непродолжительных, но свирепых песчаных бурь укрыться было негде.
В дни, когда налетает яростный ветер, масса раскаленного песка поднимается в воздух и несется с ошеломительной скоростью. Крохотные песчинки впиваются в кожу, режут глаза, забиваются в уши. Во рту сухой и в то же время масляный вкус пыли, на зубах хрустит, язык распухает и становится похож на необструганную деревяшку, слюна останавливается в горле и распирает его колючим комком. А посмотришь вверх — сквозь бурые клубы пустынного сора, которые несутся и размазываются по небу, сквозь пылевой кокон, обволакивающий все вокруг, проглядывает тусклое, бесполезное, как источник света, перламутровое солнце.
Но все это мы узнали и ощутили позднее. А тогда, ночью, после долгих разговоров, уже в кромешной темноте, меня и моего спутника, корреспондента ТАСС, доставили — по нашей обоюдной просьбе — на борт «Сахалинского комсомольца».
