Но это я что-то опять не о том думаю. Видать давненько не был я во вражеском тылу, оттого и нервишки играют… – Так, судя по отсутствию шрамов на роже, – пленник из прибрежников будет, – это хорошо. У степняков слишком простой подход к понятиям "свой-чужой", а прибрежники они погибче, все-таки привыкли торговать и общаться даже с "не люди".
Лицо, – довольно зрелого человека, – наверное в белобрысой шевелюре и бороде уже немало седых волос, но в темноте этого не разглядеть. Зато вот глубокие и обильные морщины, в ярком, но крохотном свете лампочки выделяются резкими тенями.
…Что ж, возраст это с одной стороны пожалуй хорошо, – наверняка пользуется авторитетом среди своих. А с другой, – глаза какие-то чересчур умные, – значит просто навешать лапши на уши не получится. (Это не лопух Мнау*гхо, с которым мне пришлось иметь дело долгих три года назад)…Да и смотрит пленник без особой радости и оптимизма, но и без животного ужаса во взгляде, – видать понимает что тут его сейчас будут убивать, но особого огорчения по этому поводу не испытывает…Впрочем, для местных, – смерть это еще не конец жизни. А вот вероятных пыток от злых дикарей, (не просто же так его сюда притащили, а не замочили на месте), – думаю побаивается.
Да, – еще какое-то беспокойство во взгляде присутствует…Знакомое такое беспокойство, – не за себя, а за соплеменников. – Мол, – "Как они там без меня справятся?". – Это хорошо. Пожалуй именно от этой печки, и стоит начинать плясать.
– Как твое имя? – Спросил я его на жаргоне прибрежников.
– Зачем тебе? – Хмуро переспросил пленник.
– Говорить с тобой хочу. – Спокойно ответил я, одновременно делая останавливающий жест расположившемуся за спиной пленника Тов*хаю, который уже собрался было отвесить пленному здорового леща…Эх, не догадался я рассказать своим про методу "хорошего и плохого полицейского". Это бы существенно помогло. Впрочем, – Тов*хай парень молодой и резкий, жизнь у него была несладкая, и это отразилось не только на его душе, но и на внешности. – Один вид его свирепой, рассчерченной отнюдь не только ритуальными шрамами, физиономии, запугает даже самого "плохого полицейского". Да и вообще, глядя на бритые бошки и жуткие рожи остальных ирокезов, да еще и подсвеченных лампадкой снизу, (что как известно любому, кто рассказывал товарищам в пионерских лагерях страшные истории, превращает лицо в жуткую харю-маску), – даже у меня нервишки нет-нет а и попискивают испуганной мышкой. – Каково же бедолаге пленному?
