— Нет, у нас Упитис один.
Когда стало ясно, что речь идет о Маэстро, я счел необходимым внести поправку:
— Упитис — большой ученый...
Но девушка словно не услышала, сочтя, очевидно, поправку несущественной. Шофер, не вдаваясь в подробности, предложил:
— Садитесь, мы будем проезжать мимо.
Очень быстро «газик» выкатил на окраину города и задрожал на раскисшей, ухабистой дороге. Я поглядывал по сторонам, стараясь угадать дом Упитиса, и на всякий случай спросил шофера — далеко ли еще?
— От последнего дома, по другой дороге, — ответил он, — с километр будет...
— Вы меня высадите на развилке.
Шофер искоса глянул на меня. Вскоре «газик» затормозил, я соскочил на дорогу.
Проходя мимо фермы, я увидел женщин в резиновых сапогах, грузивших на телегу бидоны. Когда я спросил, как пройти к дому Упитиса, одна озорно подмигнула другой и сказала:
— Вот по этой дороге выйдете к его дому. Там на окнах большие пальмы, — и вдруг засмеялась, — ни у кого таких пальм нет.
Было что-то обидное в том, что в это серое утро здесь на окраине маленького латышского городка, женщину смешили пальмы Маэстро.
Осторожно выбирая, куда ступить, чтобы не утонуть в раскисшей дороге, я вспоминал прочитанное где-то, как композитор Бородин приехал в Веймар и у первого встречного спросил, где живет Лист, не сомневаясь, что великого композитора знают все. Прохожий подумал и, в свою очередь, тоже спросил, не колбасника ли господин имеет в виду. Бородин пошел дальше и спросил у другого человека, но ответ был тот же: «Вы имеете в виду мясника?» И только заметив нотную лавку, Бородин без колебания вошел в нее, надеясь наверняка получить здесь точный адрес. «Вы имеете в виду учителя музыки?»— переспросил хозяин и указал, как пройти к Листу...
Я вспомнил об этом потому, что «садовник» и «учитель музыки» — это так мало, это так непростительно живущим рядом с этими людьми...
Я медленно шел вдоль сада Упитиса, огороженного сетчатым забором. Стройные колонны деревьев, омытые дождем, уходят в глубь сада, смыкаются, превращаясь в густые заросли. В грядках между деревьями поблескивают металлические бирочки, и я понимаю, что каждая посадка с рождения растет под своим номером. Чем дальше вдоль сетчатого забора, тем очевиднее, что «сад» не точное слово, что это скорее плантация или фруктовый лес, причем грядки между деревьями ухожены так, словно все растет в парниках, а не под открытым небом.
