Кислятина Крэбб читал за завтраком газету в своем маленьком уютном коттедже недалеко от Доркинга.
«Будем надеяться на скорейшее выздоровление и возвращение к работе надежного и опытного руководителя, мистера Крэбба, которого во время его болезни Бойкотт замещал. Мы уверены, что он сумеет исправить тяжелое положение, создавшееся в системе нашей внутренней безопасности».
«Эта статейка сыграет определенную роль, если меня представят к ордену Британской империи», — подумал Кислятина и по обыкновению задал себе вопрос, на который сам и ответил.
В. Сколько еще продержится Бойкотт?
О. Его вынудят подать в отставку сегодня же. А сообщение в прессе появится до пятницы.
В комнате зазвонил один из трех телефонов — прямой провод из Управления службы безопасности.
— Дорогая, возьми, пожалуйста, трубку, — попросил Крэбб свою маленькую, седую, улыбчивую в отличие от супруга жену.
— Ах, доброе утро, мистер Лавлейс. Крэбб отрицательно замотал головой.
— Нет, к сожалению, не лучше, а скорее хуже.
Крэбб громко застонал. Он не собирался показываться в управлении по крайней мере еще две недели.
— И вдобавок Бойкотт так его подвел. Для больного человека всякое потрясение...
Кислятина взял отводную трубку. Бакстер Лавлейс говорил:
— А у меня новость, которая его порадует. Под давлением сверху — вмешался парламент и даже королевский двор — это чудовище Бойкотт был вынужден наконец подать в отставку.
Больной вскочил и начал лихо отплясывать шотландский танец. А когда его жена закончила разговор с Лавлейсом, Крэбб снова взялся за «Дейли мейл».
«Но Бойкотт должен нести ответ не только за смерть президента. Ему предъявлено также обвинение в нарушении служебной этики. Вчера Джозеф Кромески, жертва войны, возбудил судебное дело о возмещении морального ущерба — его жену бесчестно соблазнили. И кто же? Один из сотрудников Бойкотта. С ведома шефа этот негодяй, используя свое служебное положение...»
Тут случилось нечто небывалое. Крэбб издал горлом странный звук и схватился за грудь.
— Что с тобой, милый? — испугалась жена.
— Ха-ха-ха-ха-ха! — Крэбб смеялся.
— Артур! — за тридцать лет совместной жизни жене не довелось видеть на лице Кислятины даже тени улыбки.
— Ха-ха-ха-ха! — хохотал Крэбб, не в силах остановиться.
— Артур, чему ты... — она с трудом заставила себя произнести это слово, — смеешься?
— Ха-ха! — Кислятина ткнул было пальцем в газету, но вдруг лицо у него окаменело, и он, смолкнув, повалился на пол.
