— В Петербурге тоже побываю, — продолжал тем временем Кеннет. — Вообще интересно, насколько города на Земле соответствуют своим здешним тезкам. Если судить по трехмеркам, Эдинбург совсем не похож на эти переборки и иллюминаторы, хотя, конечно, грязен до неимоверности и наполовину населен какими-то отбросами.
Никите оставалось только обреченно кивать. Он сто тысяч раз видел Питер на трехмерках. Он знал в нем каждый панельный дом, каждый проспект — но никогда не мог представить этот город в реальности. Каков асфальт на ощупь? Как пахнет Нева? Каково это — мчаться на катере навстречу ветру?.. Он не знал.
— Я пришлю тебе письмо из Питера, — сказал Кеннет.
— Не нужно.
— Почему?
— Просто не нужно.
Кеннет не понимал Никиту. Кеннет думал, что это возможно — полететь на Землю, потому что ему самому это удалось. Но перед Никитой в этот момент расстилалась такая скорбная темнота, что из глаз чуть ли не текли слезы. У него даже промелькнула мысль ударить шотландца — просто так, для собственного успокоения, но он передумал. Кеннет ни при чем.
4
Кеннет уехал через два дня, на прощанье сказав Никите:
— Будешь на Земле, заезжай в гости.
Он так и не понял, что его слова — издевка и не более того.
Для Никиты эти два дня стали неким переосмыслением происходящего. Он впервые в жизни общался с человеком, который уезжал на Землю. Какой-то детали не хватало, пазл чуть-чуть не сходился. И потому сразу после отбытия Кеннета Никита пошел искать Кирилла.
Кирилл был у себя в комнате. Он лежал на кровати и играл в трехмерную стрелялку, лениво, без азарта, фальшиво насвистывая незнакомую Никите мелодию.
— Открыто, — крикнул он в ответ на звонок.
— Привет, — поздоровался Никита, войдя.
— Привет. — Кирилл отложил пульт в сторону. — Как дела?
— Нормально.
— С чем пожаловал?
Никита присел на край кровати.
— Кирилл, расскажи мне про Питер.
Тот нахмурился.
— Про что рассказать? Вы тут, на станции, лучше нас его знаете.
— Нет, — сказал Никита, — расскажи мне про настоящий Питер. Ну, например, каково это — идти по Рыбацкому проспекту вдоль Невы?
Кирилл улыбнулся.
— Да так. Идешь, не слишком чисто, трубы заводские вдали.
— Ну вот, — сказал Никита, — про это и рассказывай.
Кирилл покачал головой.
— Знаешь, в воспоминаниях Льва Толстого был такой эпизод: его старший брат, кажется, придумал игру, одним из условий которой было встать в угол и не думать о белом медведе. В общем, когда ты становишься в угол с твердым намерением не думать о белом медведе, ты понимаешь, что ты ни о чем, кроме белого медведя, думать не можешь. Так и здесь: расскажи что-нибудь о Питере. Я знаю Питер вдоль и поперек, но именно сейчас ничего толком не могу придумать и рассказать.
