Шепотом, слово за словом, торопливо переводил песню переводчик. И меня поразило, что была она не об изнурительных боях, не о разрывах бомб и боли утрат. Ослепленный напалмом человек пел о горсти риса, о том, как ломит спину у земледельца, когда тот по колено в воде сажает немощные стебельки, о вязкой глине, засасывающей ноги крестьянина, о земле, за которой любовно ухаживает человек уже многие сотни лет...
Была вьетнамская зима — нежаркая, мягкая осень России. На дорогах прямо под колеса машин мужчины бросали рисовую солому, чтобы она стала мягче. На отполированных временем каменных плитах, вымостивших площадки перед буддийскими храмами и пагодами, крестьяне устроили тока, и столбы белесой пыли от сухих стеблей и зерна подымались над рогатыми крышами пагод — шла молотьба. Страна собирала второй — зимний урожай...
«Рис — это основа нашей жизни», — писал один из журналистов провинции Тайбинь.
«Рис — это наша победа», — сказал мне командир отряда ополченцев.
«Рис — это стержень человеческого бытия», — услышал я от руководителя кооператива в провинции Хайзыонг.
И все же самое образное и мудрое определение дал семидесятилетний крестьянин фан Ван Мао:
«Горсть риса — это жизнь человека. Зерна как горы. С первого взгляда все одинаковы. А присмотришься, все они разные...»
Самое трудное для человека — память. Самое несовершенное у человека — тоже память. С годами она, как и сам человек, слабеет... Но зимние дни сорок пятого года Фан Ван Мао отчетливо помнит до сих пор. Особенно помнит глаза ребятишек.
Он просыпался, а глаза уже смотрели на него. Пять пар детских глаз, в которых в те дни не было ничего, кроме одного мучительного вопроса: «Рис?» Что он мог ответить им, своим детям, в зимние дни сорок пятого года, а голодные дни?..
В шестнадцати селениях общины в те дни не осталось в живых ни одного человека.
Работая в поле, он все время думал о том, что Будда несправедлив. На дворе у помещика есть все, риса хватило бы на всех в округе, но он лежит в амбаре, а люди умирают, даже те, кто не успел еще посадить ни одного стебля риса, — умирают дети... фан Ван Мао много думал об этом, но не знал, что делать...
Он узнал это через год. Когда к ним в провинцию вновь вторглись колонизаторы, а в джунглях появились партизаны.
До этого времени Фан Ван Мао не знал, как обращаться с винтовкой, как ее заряжать, как целиться, как стрелять. Он не знал запаха пороха, запаха кисловатого и терпкого, быстро въедающегося в одежду и кожу человека. Сегодня ему семьдесят, а он может с закрытыми глазами, на ощупь разобрать и собрать винтовку. Еще Фан Ван Мао может вслепую сажать рис...
