Я вступил в темневший коридор, ведущий вниз, к выходу. По обе стороны его тянулись лавки. У некоторых уже зажглись газовые и керосиновые лампы, и тени проходивших метались по стенам и потолку. Ближе всех к платформе были лавки с цветами — белыми и желтоватыми приторно-душистыми гирляндами, лилиями, насаженными на палки, чтобы подольше держались, не склоняли голов, розовыми астрами и легкими нарциссами. От цветочных лавок исходил душноватый сладкий запах парфюмерного магазина или даже какого-то экзотического кондитерского заведения. Над букетами цветов возвышались букеты бумажных зонтиков — золотых и белых. Ниже, дальше от пагоды, были книжные лавки, в которых лежали тонкие книжки и журналы буддийских союзов и бесконечные многотомники комментариев к канону. Пузатые малыши из папье-маше, деревянные слоны, расписанные золотом мраморные статуэтки, бусы, деревянные марионетки, глиняные горшки, четки, снова цветы... Слоники, стоящие рядами, нацелив на покупателя остренькие клыки, со спичку размером, лаковые блюда, серебряные браслеты... У самого выхода, на фоне серого полотнища, украшенного схематическим изображением руки, сидел астролог. Стопкой лежали у его ног заготовки для гороскопов. Рядом с ним расположился торговец волшебными вещами — корешками и веточками, зубами тигров, облезлыми шкурами, костями и талисманами. Торговец стоял над великолепием своих товаров, широко расставив ноги в широких черных штанах. Он был шаном, с гор. А может быть, хотел казаться горцем для придания достоверности своим волшебным вещам. Торговец снисходительно поглядывал на прохожих, никому своего товара не навязывал, не зазывал и не суетился.
Меня шан заметил, незаметным движением достал из-за спины четки сандалового дерева, протянул и, когда я отрицательно покачал головой, так же незаметно спрятал их куда-то. Неподалеку, на ступеньках должны были стоять мои ботинки. Я отыскал их и присел на последнюю ступеньку, чтобы обуться. Шан подошел сзади и покачал у меня перед глазами небольшой кожей кобры. Я отказался от кобры. Шан снова исчез. Я надел второй ботинок. Шан принес тигровый клык на цепочке. Клык мне тоже не был нужен. Шан вздохнул, будто я принуждал его расстаться с чем-то весьма ценным, махнул рукой, говоря: «твоя взяла» и протянул мне мешочек.
— Что это? — спросил я.
— Йесин, — сказал шаи.
В мешочке лежал клык, точно такой же, как у деревянных слоников. Тонкий как спичка, остренький на конце, длиной сантиметра в три.
